– Возьми капитан… Я сам служил, знаю, что это такое, собачья жизнь.
Сказал с превосходством и пренебрежением, но капитан взял и, поблагодарив кивком, тут же начал пить… Андрей немало удивился, на службе он имел дело совсем с другими офицерами. В свою очередь, выпив пива, джигиты почувствовали себя ещё свободнее. Они по-прежнему общались друг с другом громко, не обращая внимания на окружающих, смеялись взахлёб… пинали ногами мешающие им сумки супругов-дачников. В сумках, видимо, находилось что-то бьющееся. Женщина, наконец, набралась храбрости и что-то тихо им сказала. Старший ответил громко, с издёвкой:
– Да, что ты за своё барахло трясёшься… миллион, что ли везёшь!?
Кавказцы любили хвастать тем, что трепетно относятся к старшим. Но тот нюанс, что это касается только представителей их наций, обычно умалчивается. Говорить любой русской женщине «ты», даже по возрасту годящейся им в матери, у горских юношей вошло в моду ещё с семидесятых годов. А к девяностым, когда начались боевые действия в Чечне, горцы, которые почти все симпатизировали чеченцам, словно забыли слово «вы» при разговоре с любым русским, кроме тех от которых в чём-то зависели. В реплике Старшего сквозило полная уверенность, что все русские, кроме горстки наделённых властью и должностями лиц, это обязательно нищие, не способные "делать" деньги.
Женщина притихла, более не решаясь препятствовать молодым джигитам пинать её сумки, вытирать о них ноги. Тем более, что муж, невзрачный, интеллигентского вида, побоялся поддержать её, а капитан, "купленный" банкой пива, смотрел куда-то в сторону, явно не собираясь ни во что ввязываться. Видя, что отпора ждать не от кого, Старший стал откровенно с усмешкой рассматривать женщину, некрасивую, в очках, но с большой грудью. Он перекинулся фразой на своём языке со спутниками, после чего они дружно рассмеялись, причём все трое глядели женщине на грудь. Та густо покраснела… Муж сидел рядом, словно слепой и глухой.
Ладно, пойдём, покурим, – сказал, как приказал Старший.
Поднимаясь, он вновь, вроде бы неловко, задел стоящую на полу сумку семейной пары. Качнувшись, он вдруг, словно падая, обеими руками опёрся на плечи женщины и тут же его руки соскользнули ей на грудь…
– Ой… что вы делаете!? – вскрикнула та.
Андрей весь напрягся.
– Чуть не упал… сумки тут свои порасставили, не пройти, – Старший с наглой улыбкой оттолкнулся от женщины, выпрямился и шагнул в проход. Его товарищи довольные последовали за ним … Ни муж, ни капитан не тронулись с места, ни издали ни звука…
2
Троица как убыла курить, так больше и не вернулась, видимо ушли выискивать для своей агрессии более приятные объекты, чем немолодая русская баба. Однако Андрей не мог их забыть до самой своей остановки. Он помнил, как обнаглели в России приезжие джигиты после девяносто шестого года. Но тогда считалось, что это следствие поражения в той первой войне. Сейчас совсем другая ситуация, чеченцев, бесспорно, самую храбрую, то бишь, самую жестокую, самую уважаемую на Кавказе нацию, Россия бьёт и бьёт сильно. Он сам участвовал в этом. Почему же здесь под Москвой по-прежнему так боятся кавказцев?
Андрей успокоился, лишь выйдя из электрички. От платформы до Озера идти где-то с километр. Становилось всё жарче. День, как и ожидалось, выдался почти безоблачным и безветренным. Он шагал по высокой насыпной дороге, справа и слева белел и зеленел берёзовый лес. Его обгоняли следующие тем же путём автомобили, мотоциклы, велосипедисты – все стремились к воде, к прохладе.
Небольшой участок озёрного берега, метров пятьдесят, благодаря завезённому песку превратили в пляж. Сейчас его густо усеяли загорающие, а воду вблизи берега, купающиеся. Но Андрею вовсе не нужен был этот пляж, где и так почти негде приткнуться. Он знал, что стоит пойти вдоль берега по петляющей между деревьев охотничьей тропке, и там уже мало кого встретишь, ещё дальше и вообще никого. Овальной формы Озеро имело более километра в длину и полкилометра в ширину. И только в одном месте, там где в Озеро упиралась дорога-дамба вплотную к берегу не подступал лес, переходящий в болото. На противоположном берегу вообще за узкой полоской леса начиналась самая настоящая топь. Вот туда, куда никто из отдыхающих никогда не заходил, и собирался вести Таню Андрей. Там, вдали от всех, у него запримечен укромный уголок, маленький заливчик, где можно было уединиться в своё полное удовольствие, не стесняясь посторонних глаз. Андрей сейчас во всём винил уже не столько мать Тани, сколько её саму. Ведь именно её непонятная нерешительность привела к тому, что он вспылил и вот… оказался здесь один. А он так надеялся, что она кинется вслед, догонит его…