Вот уже сколько раз мы слышим и видим это. Исключения, выделяющиеся на общем фоне чиновничьего воровства и безделья, как видно, только подтверждают общее правило. Конфуцианец-чиновник в мечте — совершенный человек, а в действительности — вор, лицемерно прикрывающийся конфуцианской моралью, а то и откровенно грабящий народ.
Конфуций все свое учение строил на вере в благородство человека. На деле же конфуцианство давным-давно выродилось в карьеризм. Должность и оклад чиновников, как наиболее явные пути к обогащению, привлекали всех авантюристов-ловкачей (тем более, что пресловутая строгость экзаменов была весьма относительной для богатых «наследственных» кандидатов, запасшихся протекцией). О том, каким привлекательным был выход на государственную службу, говорит уже само соединение в одно слово двух, по существу разных слов фу-гуй, что значит богатый-знатный, для обозначения чиновника. Иначе говоря, только чиновник и знатен, и богат в одно и то же время, тогда как, например, купец только богат, но не знатен. Значит, имеет большой смысл претерпеть страду в юности, с тем чтобы, пройдя на государственном контрольном экзамене, в конце концов выбиться в люди и стать богатым-знатным.
Думая об этом, как ни вспомнить Ляо Чжая: его ядовитая сатира на грубое бесчинство, алчность, продажность, интриганство, дикий произвол и бесчеловечность китайского чиновничества, особенно сидящего на губернаторских постах, — полностью принадлежит и нынешним временам. Что может быть, например, актуальнее его новеллы «Пока варилась каша», полной философской и литературной мысли? Некий цзюйжэнь (кандидат второй степени), мечтающий о звании первого министра, зашел как-то во время прогулки в храм Будды и хэшан-волшебник навеял на него знаменательный сон. Ему приснилось, что мечта сбылась и он полновластный министр в империи. Все сановники заискивают перед ним, он творит суд и расправу, награждая друзей и казня всех ему неугодных; торгует своей протекцией, назначая цены за должности и чины; все его родственники занимают высокие посты; сам же он дни и ночи проводит с красавицами-наложницами в своем доме-дворце или занят охотой с лошадьми и собаками. И вдруг уличен в государственном преступлении... Все имущество конфисковано, домашние разогнаны, а сам он казнен, и вот проходит через все восемнадцать адских департаментов, где ему вливают в глотку расплавленное золото, им же награбленное, бросают на гору с торчащими лезвиями и т. п., а в довершение всех наказаний заставляют... вторично родиться женщиной (чрезвычайно характерно для Китая!).
Сон был не продолжителен (пока варилась каша), но убедителен. «С этого времени мечты о высоких хоромах и террасах поблекли и сменились равнодушием. Он ушел в горы, и чем кончил жизнь — неизвестно».
6 октября. По привычке просыпаемся еще до света. Ежимся от холода, ибо, несмотря на то, что окна заклеены, в стене немало дыр[83].
Едем в университет, ректор которого знаком Шаванну. Подъезжаем к ряду больших, высоких фанз. Просторно, чисто. Спрашиваем ректора. Оказывается, знакомый Шаванна теперь в Шанхае, а новый ректор, некто Су Ди-жень, сейчас на молитве: воскресенье. Ждем. Приходит англичанин, священник, рекомендуется: Сутхилл. Это синолог, известный мне своими статьями в «Чайна ревью». Проводит нас в отлично обставленный кабинет, начинается разговор о судьбах Китая и т. д. Преподобный синолог высказывает взгляды весьма поверхностные и хоть и говорит, что они вовсе не сторонники насилования душ в христианство, но тут же съезжает на протестантскую проповедь: «Этой религии нет равной в мире. Придет время, когда будем учить студентов философии, тогда наступит очередь сказать им нечто о религии...»
Об университете сообщает вещи интересные. Университет состоит из двух отделов: европейского и китайского («...скоро будут слиты под нашим владычеством», — утешает ректор). Студенты китайского отделения ведут себя «деспотически». Устроили манифестацию перед католическим собором, грозя все сжечь за участие миссионеров в угольных коммерциях (вопрос об угольных копях в Шаньси, видимо, вошел в острый период). Эти же студенты держат губернатора в таком страхе (терроре), сказал Сутхилл, что... ему пришлось на время закрыть единственный печатный орган!
Приходят профессора. Один из них, профессор «общих наук», рассказывает «любопытную» вещь. Он сегодня, видите ли, охотился в безлюдной местности за куропатками и нашел террасы и каменные барельефы. Отсюда он заключает, что это должно быть... римские древности! Типично для англичанина!
83
Стены представляют собой резной деревянный переплет, затянутый бумагой, с более тонкими просветами на местах, которые играют роль окон и должны пропускать свет.