Тао Цянь (IV—V вв. н. э.), поэт опрощения и винных чар, сыграл, по-видимому, в поэзии Китая роль нашего Пушкина. Из каждой строфы глядит на нас поэтическое очарование. Служа прекрасному вдали от конфуцианского проповедничества, поэт Тао Цянь первый освободил поэзию от придворных связей и кастовых обязательств, наложенных веками на китайского ученого поэта. В бессмертных строфах его поэм сложился весь китайский поэт, со всеми своими идеалами.
Ли Бо — зенит китайской поэзии, поэт-пророк, величайший мастер слова, национальный колосс. В огромном и ярком потоке поэзии этот гений выразил все бесконечное богатство народного духа и всю беспредельную сложность литературной традиции. Ученый академик, магнат, царедворец и юродствующий бродяга, то льнущий к славе, то презирающий жизнь, жаждущий прозренья и освобождения от земной орбиты, которая мешает ему стать вечным другом луны, немой подруги его земного одиночества, дерзновенный безумец, ищущий пути к истине в «верховно-мудром» вине, — Ли Бо размахом своего необузданного творчества и несдержанных чувств распахнул дверь в неслыханные до него шири. Ли Бо ждет своего признания и в русской литературе, ждет переводчика, который найдет в себе силы и знания, чтобы посмотреть великому поэту Китая прямо в глаза, как умели иногда смотреть в глаза Байрону и Гете.
Рядом с поэтом-небожителем Ли, «свергнутым на землю» за непомерную страсть к вину, стоит безупречно совершенный великий Ду Фу. За образцовыми стихами Хань Юя стоит его еще более высокая и неоспоримо лучшая в Китае, проза — законодательница и образец для всех последующих стилистов.
Удивительно прост и прекрасен поэт Бо Цзюй-и, давший ряд превосходных произведений, которые, оставаясь на высшей точке совершенства, оказались, как уверяет критик, понятными даже старой няньке поэта, которой он читал свои стихи, причем, по-видимому, вполне намеренно достигал этого эффекта, являющегося для китайской поэзии, не имеющей связи со слышимой речью, исключительным.
В стихах Ван Вэя, говорит его крупный почитатель-поэт, — настоящая картина, а в его картинах — полный стих. Действительно, полны очарования четверостишия этого обитателя «Селения бамбуков», на склоне дней своих постригшегося в монахи и забывшего о бурной жизни, полной почестей и тревог, удач и горя. Великолепный поэт и идеальный живописец, Ван Вэй особенно интересен именно этим совмещением в себе двух талантов, оказавшихся равновеликими и поселенными один в другом (это сосуществование талантов, отнюдь не редкое в Китае, никогда, по-видимому, не достигало такой совершенной гармонии).
Любовная страсть, отсутствующая в образцовой китайской лирике, находит себе, однако, полное выражение в драме, повести и романе. Артистически тонко воспета эта страсть в драме «Сисянцзи» («Западный флигель»), где молодой ученый и образованная девушка, воспламенившись любовью, претворяют весь новый, открывающийся им мир в первоклассные стихи. В повестях из мира чудес Ляо Чжая любовь фей, призраков, перерожденных химер и оборотней проходит перед нами в самых неожиданных формах. Очертя голову и повинуясь зову очарованной души, устремляется за восхитительной феей-лисой влюбленный студент, презрев все препятствия, выдвигаемые его средой.
Китайский роман есть прежде всего роман исторический, созданный народным преданием и легендой, и потому с полной открытостью высказывающий народные идеалы. «Троецарствие», «Путешествие на Запад» и «Речные заводи» правильнее всего назвать героическим эпосом. Роман бытовой давно уже привлек к себе внимание европейцев, которые справедливо полагали, что китайский сфинкс, столь трудно различимый в признанной литературе, даст себя познать гораздо лучше в литературе отверженной, закулисной, каковой считается бытовой роман. К области художественного творчества непременно нужно отнести и трактаты китайской историографии, особенно памятуя о Сыма Цяне, считающемся одним из отцов литературного стиля. Сюда же надо отнести многочисленные трактаты-эссеи о поэзии, музыке, каллиграфии и т. п. «Поэма о поэте» Сыкун Ту (IX в. н. э.) превращает теорию в поэтический образ.