Поднимаюсь на террасу и вхожу в высокую фанзу, разделенную на две части. В каждой из них стоит по одной гигантской статуе вояки со свирепейшим выражением лица, словно искаженного ужасной судорогой. Оба одеты в фантастические латы, сложный и пестрый рисунок которых составляет чешуя дракона и головы тигров на груди; хвосты тигров болтаются у ступней голых ног. Вокруг головы статуи сильным условным рисунком даны развивающиеся ленты, столь характерные для китайского изображения святых. У обоих большими вдавленными кругами обрисованы мускулы тела, оба грозно наклонены вперед.
Назначение этих вояк состоит в обороне храма от вторжения дьяволов. Видимое же их влияние заключается в том, что ребята и теремная публика пугаются их хуже нечисти. На простонародном языке они так и называются пугалами, или хэнха[4]. Вхожу еще в один двор. Направо и налево помещения для бритолобой братии хэшанов (монахов). Прямо передо мной храм[5] с надписью: храм Мудрого (т. е. Будды). В нем три статуи Будды, сидящего в позе созерцания, требуемой индийским стилем: ноги перекрещены и вывернуты подошвами вверх. Подножием статуям служит лотос, священный для всей буддийской Азии цветок.
Входят хэшаны, и начинается речитатив цзинов, т. е. буддийских книг, переведенных с санскритского языка на китайский. Это — монотонное пение в нос, с оттяжкой на низкие ноты. Никакого следа членораздельной речи. Речитативу аккомпанирует битье в цимбалы и медные чашки. Настоятель хэшанов в желтом халате падает ниц перед огнем, горящим на некотором расстоянии от храма в железной чаше, и возливает на плиты двора вино. Затем удаляется в храм. Пение продолжается заунывное, тревожащее.
Поднимаюсь по мраморным ступеням еще выше. Громадный храм квадратной формы с большими входами-павильонами. В центре крыши — возвышение также квадратной формы, соответствующее нашему куполу. В храме мрачно. Бумага, которой заклеен затейливый переплет стен, плохо пропускает свет. Это храм Пятисот архатов, т. е. преемственных во всех поколениях учеников Будды. Пятьсот больших золоченого дерева статуй изображают людей смеющихся, серьезно размышляющих, грозных, двухголовых, трехглазых и т. п., а вокруг них различные предметы, животные, ребята. Один беседует с оленем, другой — с драконом, тигром, аистом и т. д. Один наливает из чайника вино, другой ест из чашки — одним словом, любопытное разнообразие сюжетов. Всему, конечно, найдется объяснение в апокрифических биографиях этих пятисот угодников Будды.
На перекрестках рядов, образуемых этими фигурами, во всем пышном убранстве наряда стоят вооруженные индийские девы. Выполнение сложного рисунка наряда, по-видимому, было главной темой скульптора. Надо заметить, что вообще по тонкости работы китайскому художнику вряд ли найти равного. Выточить каждую малейшую подробность, в особенности что касается военного фантастического убранства вояк, — это ею специальность. При этом он вытачивает многое на свой лад, следуя собственной фантазии, развитой на народном предании, и тут-то и происходит уклонение от чужеземной традиции.
Иду в соседний храм, храм Будды великого, могущественного. Божество сидит на лотосе и других священных цветах. Вокруг него — столпотворение всех божеств, принадлежащих к самым разнообразным мифологиям и поверьям и окитаизированных в большей части рукой скульптора. Над божеством вверху нечто вроде плоского купола. Центр композиции занимает завившийся в компактную круглую чешуйчатую массу дракон; фоном ему служат условные выкрутасы запятых, символизирующих волны. Бока купола покрыты выпуклым геометрическим орнаментом, задуманным с большим вкусом и в тонкой симметрии. Все это сделано из золоченого дерева и производит отличное впечатление, как вещь настоящего мастера.
Боковые части зала заняты скульптурным изображением 18 архатов, т. е. наиболее близких сердцу Будды учеников. Изображены они с многими атрибутами, как бы иллюстрирующими их биографию. Над ними нависают разноформенные глыбы, изображающие утесы в облаках. На этих утесах видим всевозможных типов и назначений духов, фей, драконов, небесное воинство и т. д. Вся прихоть буддийской фантазии налицо. От множества образов, пестроты красок, сплетения прихотливых форм целого с наивными фокусами подробностей разбаливается голова. Для того чтобы уяснить себе в точности, что здесь изображено, надо хорошо знать всю огромную массу чудесных описаний и рассказов, навеянных буддизмом китайской литературе. Когда все это лепилось или вырезывалось, сюжеты брались из китаизированного индийского импорта, лишь бы имелся налицо чудесный элемент и иностранный звук собственного имени. Все это нагромождалось, переплеталось... Одна подробность осложняла другую. Где не хватало точных указаний, дополняли из своей собственной китайской фантазии, не менее своеобразной, чем индийская, — и вот перед нами нечто, в принципе тождественное христианским украшениям католических и православных церквей, но еще более замысловатое и трудное для аналитического понимания.
4
Последнее название любопытно тем, что является как бы звукоподражанием: считают, что один из них пугает, с силой выдыхая воздух через нос, отчего получается звук
5
Китайский храм обыкновенного типа — это большая фанза, у которой переплет стены изукрашен орнаментом, несколько более затейливым, чем у других фанз. В таком переплете образуются окошечки, которые изнутри заклеиваются бумагой. Стекло употребляется лишь в городских новых постройках. Это еще нововведение.