К тому же в течение этих месяцев в верховной ставке не помышляли о возможности вторжения на Британские острова. Йодль не предпринимал на этот счет никаких действий, хотя записи в его дневнике свидетельствуют, что еще в ноябре 1939 года он, но не его штаб, знал, что штаб ВМС изучает этот вопрос, а в начале декабря – что тем же занимается Генеральный штаб армии. Даже в мае и затем в июне 1940 года (здесь мы ненадолго забегаем вперед), когда главнокомандующий ВМФ докладывал Гитлеру результаты исследований, проведенных его штабом, Йодль не делал ничего, видимо, потому, что Гитлер в то время не проявил никакого интереса. Нередко звучала критика, что старшие офицеры, включая и самого Гитлера, находились в плену своих воспоминаний о Первой мировой войне и поэтому не рассчитывали на такой потрясающий успех наступления на западе. Возможно, так и было осенью 1939 года, но этого явно не было в начале 1940-го.
Что касается Италии, то весной 1940-го Верховный главнокомандующий много размышлял над тем, как заставить своего союзника по хваленому «Стальному пакту» послать двадцать – тридцать дивизий, чтобы атаковать линию Мажино с германской территории в направлении плато Лангр. Эта идея была предметом детальных исследований Генерального штаба армии. С другой стороны, как уже говорилось, никакие более серьезные стратегические проблемы, вытекающие из этого союза, не рассматривались. Например, проблемы и перспективы войны на Средиземном море при ведении ее во взаимодействии с Италией или своими силами. Правда, какое-то время военные стратеги занимались разработкой превентивных мер против угрозы, которую французская армия Вейгана в Сирии явно замышляла создать в районе Салоник и румынских нефтяных промыслов. То, что в отношении Средиземноморского региона ничего больше не делалось, наверняка объясняется тем, что Гитлер уже решил полностью оставить его итальянцам; к тому же Муссолини был того же мнения, а Генеральный штаб в Риме даже еще больше настаивал на этом.
Последний, но не менее важный, Восточный фронт должен был стать темой стратегических исследований самое позднее к весне 1940 года. Во время беседы в рейхсканцелярии 27 марта 1940 года Гитлер упомянул, что он «держит ситуацию на востоке под самым пристальным наблюдением». При этом присутствовали и Йодль, и начальник Генерального штаба армии; то, что это не явилось для обоих предупреждением о грядущих стратегических проблемах, более простительно Гальдеру, чем Йодлю. Хотя там было много такого, что указывало на возможные неприятности в будущем, например позиция России относительно демаркационной линии в Польше и нерешительность Гитлера относительно договора о военных поставках в Советскую Россию. Этого было вполне достаточно, чтобы побудить здравомыслящее военное командование, по крайней мере, начать исследования по данной проблеме, если не отправить войскам предупреждение в самой категорической форме.
В итоге следует признать, что штаб ОКВ очень плохо использовал время, имевшееся на создание высшей ставки (то есть до весны 1940 года), для того чтобы подготовить вермахт к возросшим требованиям, которые предъявляло к нему последующее ведение боевых действий. Это оказалось тем более серьезно, поскольку не было теперь фон Мольтке или фон Шлиффена, а следовательно, не велись и исследования, как в Генштабе мирного времени, просчитывавшие действия на шаг вперед непосредственной задачи обороны страны. Вместо этого штаб оперативного руководства ОКВ занимался в первую очередь «специальными операциями» Гитлера; у него появилась тенденция брать на себя ответственность Генерального штаба армии за подготовку и проведение операций или, как вскоре показал случай с Норвегией и Данией, даже совсем вытеснять армию и взваливать на себя ее работу. Это означало, что штаб отвлекли от его прямых обязанностей, и он оказался абсолютно не в состоянии шире изучать последствия происходящего.