Стрехнин Юрий Федорович
В степи опаленной
Стрехнин Юрий Федорович
В степи опаленной
Аннотация издательства: Записки писателя-фронтовика, участника битвы на Курской дуге. Личные впечатления автора сочетаются с рассказами его друзей и соратников. Историзм и живая конкретность, их неразрывная связь - таковы черты, отличающие эту книгу Автор не ограничивается описанием батальных картин, он отводит место отображению сегодняшнего дня в тех краях, где тогда гремели бои.
С о д е р ж а н и е
Пока мы живы
Глава 1. Еще стоит тишина
Глава 2. В третьей полосе
Глава 3. Началось...
Глава 4. Пришел и наш черед
Глава 5. Тросна
Глава 6. В хлебах измятых
Глава 7. На новых рубежах
Глава 8. Первый салют
Глава 9. Когда мы слышим соловьев
Глава 10. От Курска до Граца
Через сорок лет
Одна из наиболее героических страниц в летописи войны - битва на огненной Курской дуге. По масштабам и ожесточенности, стремительности и упорству борьбы, массированному применению новой боевой техники она не имеет равных в мировой истории.
ПРАВДА, 21 мая 1983 .
Пока мы живы
Уходят в глубины времени годы Великой Отечественной войны. Уходим и мы, ее ветераны. Как хочется, пока мы еще способны сделать это, донести до сыновей и внуков наших живую память о ее незабываемых днях - пусть молодые лучше осознают, какое это счастье - жить под небом, не замутненным дымом военных пожаров.
Об Отечественной войне написано много. Многое будет написано еще. Каждый день ее достоин быть запечатленным - будь то неприметный день фронтового затишья, заполненный тяжким, нескончаемым воинским трудом, или же полный невероятного напряжения день большого сражения, которое позже войдет в историю.
Об одном из таких сражений, в результате которого в степях под Белгородом и Курском окончательно была погребена надежда врага повернуть ход войны в свою пользу, я и хочу рассказать в этих записках. Предлагая их вниманию читателей, я вовсе не претендую на то, чтобы дать широкую, тем более всеобъемлющую картину Курской битвы, раскрыть весь ее ход. Пусть такие задачи решаются в мемуарах полководцев, в исследованиях историков.
Моя задача скромнее. Я пытаюсь рассказать лишь о том, что видел сам как рядовой участник этой битвы, и о том, что видели мои однополчане. И пусть наш сектор обзора был не очень велик - он ограничивался масштабами лишь нашего полка, лишь нашим личным видением. Но зато мы видели войну на самом большом приближении, случалось, всего-навсего на расстоянии вытянутой руки расстоянии, отделявшем нас от вооруженного злобного врага.
Пусть читателя не удивит, что воспоминаниям о боях на Курской дуге предшествуют, занимая в начале книги довольно много места, эпизоды, в которых отобразился личный, хотя и небольшой, опыт автора и личные наблюдения его, относящиеся к более раннему времени. Эти эпизоды позволяют, конечно, не в широком масштабе, но в каких-то конкретных, характерных чертах представить обстоятельства жизни нашего тыла в канун битвы, увидеть на отдельных примерах и то, как шла подготовка к ней после победы под Сталинградом, логическим следствием которой стало затем поражение гитлеровцев на Курской дуге. В судьбе каждого человека, даже самого неприметного, рядового, неизбежно находят свой отзвук ход истории и судьба народа - вот почему я нахожу возможным рассказывать о своих боевых товарищах, о других участниках событий, да и о самом себе. Мы были самыми обыкновенными людьми, каких насчитывались миллионы, людьми, выполнявшими свой долг граждан и солдат. И мне хочется, чтобы читатель увидел битву на Дуге и то, что предшествовало ей, нашими глазами, проникся бы нашими чувствами и переживаниями и как можно полнее понял бы нас. Уже четырьмя десятилетиями отделены мы от тех полыхающих дней. Но дымка времени не в силах закрыть их. В нашей солдатской памяти они не меркнут. И разве не вправе мы позаботиться о том, чтобы эта память пережила нас?
Прошлое, как известно, не существует без настоящего. Вспоминая о пережитом, хочется видеть его через призму сегодняшнего дня, там, где угол преломления времени это позволяет.
Посчитаю свою скромную задачу выполненной, если страницы моих записок помогут читателю хотя бы в какой-то мере ощутить палящее дыхание военной страды на курской земле лета сорок третьего года.
Глава 1.
Еще стоит тишина
С Северо-Западного на Центральный. - Между Касторной и Курском - Батальон из трех рядовых. - Бдительный Бабкин. - Пополнение. - Я и лошадь, я и бык... Приказ на марш.
...Три женщины тянут плуг. На одной - кофта из мешочной ткани, на другой юбка из пестрой немецкой плащ-палатки, косынки с голов сброшены на плечи жарко! Туго натянуты на груди холстинные лямки... За плугом идет четвертая пожилая, почти старуха, в аккуратно повязанном белом платочке.
А мимо них по уже просохшей полевой дороге строем шагаем мы - на занятия, солдаты в полной походной экипировке, с лопатками и скатками.
Когда мы вышли из расположения батальона в поле, приказано было, как положено, идти с песней - и запевалы завели, а весь строй подхватил:
...Идет война народная,
Священная война!
Но увидели пашущих женщин - и песня сама собой оборвалась. Слышен только согласный топот строя, смягчаемый еще не совсем затвердевшей колеей. Повернув лица в сторону надрывающихся над пашней женщин, мы словно равняемся по ним. Им-то тяжелее, чем нам.
Женщины бредут молча, опустив лица к земле, покрытой рыжевато-белесой прошлогодней стерней, тяжело переступают ногами, обутыми в самодельные постолы из сыромятной кожи или в чиненые-перечиненые башмаки. В колхозе после того, как зимой прогнали немцев, не сохранилось ни одной лошади и вообще никакой скотины. А пахать и сеять надо, снег уже сошел, земля прогрелась, время не терпит. Вот и пашут на себе. А чуть дальше от дороги, на том же поле, выстроившись в ряд, другие женщины вскапывают землю лопатами. Женщины в деревне сейчас - основная сила. Мужчин почти не осталось: все, кто годен для фронта, там. Впрочем, в Березовке мужчин сейчас во много раз больше, чем женщин, - здесь расквартирован наш батальон. Но чем можем мы помочь здешнему колхозу? Батальон проходит ускоренный курс боевой подготовки, с раннего утра до позднего вечера - построения, перебежки, атаки, самоокапывание, метание учебных гранат, упражнения с оружием... К концу занятий солдаты едва дотаскивают ноги до застланных соломой и застеленных плащ-палатками нар, устроенных в давно опустевшем колхозном скотном дворе, переоборудованном во временную казарму. С горечью говорят бойцы: Мы с винтовками бегаем, в войну играем, а женщины на поле надрываются, - и вспоминают своих жен, сестер, матерей - ведь и они, пусть не так, как здесь, а как-то иначе, на другой работе, но тоже маются, в двойной упряжке - и за себя, и за мужиков: все для фронта, все для победы, я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик...
Березовка - деревня небольшая, дворов поменьше ста. Вокруг нее, сколько ни окинь глазом, серо-желтая, на все стороны открытая степь, без единого деревца, без кустика. Кое-где через нее тянутся лощинки - неглубокие, порой еле заметные, с пологими склонами. Нашему глазу такой простор еще непривычен. Совсем недавно, не прошло и месяца, мы были там, где, куда ни глянь, стеной стоят сосняк да ельник.
Каких неожиданностей не таит судьба солдата! Были на Северо-Западном фронте, под Старой Руссой, а теперь - на Центральном, неподалеку от Курска. Все здесь напоминает о зимних боях, когда вал нашего наступления от Сталинграда докатился до здешних мест. Вокруг деревни на светлых под весенним солнцем полях темнеют округлые пятна воронок, пашни исчерчены угловатыми линиями траншей и окопов, все это - словно незажившие раны земли. Кое-где чернеют подбитые, обгоревшие танки - наши и немецкие. А на склоне ближней к деревне лощины так и осталась, как стояла на огневой, брошенная врагом батарея шестиствольных минометов, похожих на огромные револьверные барабаны, каждый на паре автомобильных колес. Всю мертвую технику войны мы используем для живого дела - на занятиях по тактике этим ломом обозначаем условного противника либо свои позиции. А немецкий танк приспособили в качестве мишени для метания болванок - деревянных противотанковых гранат и деревянных же зажигательных бутылок. Впрочем, на поле, где мы занимаемся, попадаются и настоящие гранаты наши и немецкие. Относимся мы к каждой из них с осторожностью: вдруг взорвется? Там, где обнаруживаем гранату, ставим прутик-вешку с привязанной к нему тряпочкой, словно обозначаем, какой на этом поле война произвела посев. Кроме гранат на поле, вдоль и поперек истоптанном сапогами бойцов, валяется много всяких отходов войны: раздавленные ящики из-под снарядов и мин, ржавые железные немецкие и позеленевшие брезентовые наши пулеметные ленты, клочья обмундирования, стреляные гильзы, пробитые и расплющенные гусеницами каски, перепутанные грязные бинты, втоптанные в землю.