— Нам говорили: очистим Донщину от большевиков, установим казачью власть. Но ведь большевики сами отходят на Царицын? Зачем же кровь лить? — спрашивали старики офицеров.
Те всячески изворачивались, чтобы заставить подчиненных сражаться за присоединение к Дону Царицына, Камышина, Балашова, Богучар и других городов.
А в ответ все смелее раздавались голоса:
— На кой черт нам другие земли, своих хватит!
— Идти за Дон — значит, против всей России воевать? Ого-го!
— Та ни в жисть не осилим! Куда нам против махины?
Заволновались, заспорили люди в лагере врага. Начавшиеся репрессии лишь помогли многим из них определить свой путь: казаки начали переходить на сторону Красной Армии сначала поодиночке, крадучись от своих станичников, а потом группами, взводами, сотнями. Помню, как под хутором Максимкином во время боя перешла с полным вооружением казачья сотня во главе с офицером Мордовиным и хорунжим Пастуховым.
— Веду своих молодцов в атаку, — рассказывал Мордовин, — а за нами едет строй юнкеров. Если мы побежим обратно, юнкера обязаны стрелять нам в спины. Стоит ли класть за этот порядок свою голову? Не верит Мамонтов и нам, офицерам-фронтовикам. Ведь мы встречались с большевиками в окопах и знаем, кто они. Одним словом, пора браться за ум.
И казаки стали «браться за ум». После неудачного рейда по нашим тылам в районе Калача вспыхнула крупная ссора — заспорили фронтовики со стариками-бородачами, фанатически преданными офицерам.
Первые ратовали за примирение с большевиками, вторые обвиняли фронтовиков в измене Дону, лезли в драку. Не успели погасить ссору, как одна из сотен категорически отказалась сидеть в окопах и, самовольно снявшись с позиций, ушла в тыл. Ее примеру последовали некоторые другие фронтовики. Все они объединились в один отряд и двинулись по домам. Их возглавил смелый, опытный урядник Ананий Борисович Троянов.
Мамонтов всполошился и стал принимать экстренные меры: вдогонку, ушедшим выслал карателей, а военно-полевой суд заочно приговорил зачинщиков бунта Троянова и других к смертной казни.
Каратели ночью настигли беглецов в одном из небольших хуторов недалеко от Калача и окружили их. Полковник Иванов предложил им сдаться на милость. Они ответили категорическим отказом.
— Браты, нету нам другой дороги, кроме той, по которой пошли, — заявил Троянов, обращаясь к товарищам. — Уговаривают нас, а после оденут петлю на шею и повесят.
И казаки решили: биться до последнего, но не мириться с Мамонтовым.
Начали бой. Скомандовав «Шашки вон, в лаву стройся!», Троянов повел отряд в атаку. После короткой, но ожесточенной стычки большинство прорвало кольцо и ушло, но некоторые раненые, в том числе и Троянов, свалились с лошадей. Озверевшие каратели исполосовали их шашками. Их, окровавленных, без сознания, бросили в повозку и отправили в Калач. В городе вывалили на пыльной площади. Тут бородачи дали волю своим звериным привычкам: били пленников сапогами, плевали в залитые кровью лица, трясясь от злобы, тыкали в раны окованными остриями палок.
Но нашлись в Калаче жители, которые сочувствовали Троянову и его товарищам. Дождавшись темноты, один из таких переплыл Дон, добрался до штаба нашей части и сообщил о случившемся. Тут же решили помочь спасти жизнь людям, смело бросившим вызов контрреволюции. На этом факте казаки могли еще раз убедиться в том, что в лице Красной Армии они имеют настоящих друзей, готовых прийти на выручку в тяжелую минуту.
Командиру стрелкового батальона Харитону Петушкову (позже его назначили командиром полка) поручили взять сотню кавалеристов, четыре пулемета и организовать налет на Калач с целью освобождения пленников.
Глухой ночью, перед самым рассветом, когда сон морит часовых, мы подползли к окопам противника. Вел нас тот самый казак, который ночью прибыл из города и сообщил о положении отряда Троянова. Красноармейцы бесшумно сняли часовых, подошли вплотную к Калачу и бросились по улицам к сараям. Охрану перебили, пленников посадили на коней.
Вызволенных из неволи товарищей поместили в госпиталь. После выздоровления все остались служить в рядах Красной Армии. Лихой, бесстрашный Ананий Троянов впоследствии успешно командовал эскадроном, вступил в большевистскую партию.
В конце июня 1918 года закончилось переформирование наших частей и отрядов. В жесточайших боях с врагом родилась и окрепла ставшая потом знаменитой Морозовско-Донецкая дивизия.
К июлю в дивизию входили:
1-й Донецкий полк — 1500 штыков, под командованием Василия Лысенко, сменившего Стеценко.