Мы вошли во двор, где встретили очень любезного игумена, пригласившего нас в свое помещение; почтенный отец предложил мне попробовать монастырского вина. Очень оригинальное, но все-таки сладковатое винцо, нельзя сказать, чтобы слабое.
– Сколько у вас десятин виноградника?
– Две с половиной, – отвечал настоятель. – Да вот беда, не знаем, куда деваться с вином, все ищем сбыта. Вот в Москву бы хорошо отправлять…
Я пожелал успеха, прибавив, что жителей наших больших северных центров торговцы, решительно ничего не понимающие в виноградных винах, приучили к фальсификации, что крайне вредно отражается на производстве и особенно сбыте отечественных, действительно превосходных вин.
– Подделывают стало быть!.. А мы с настоящим виноградным соком сидим и не знаем, куда деть!..
– Еще как подделывают! – заключил я: – по статистике в Москву привозится вина, положим, столько-то миллионов ведер, а выпускается из Москвы втрое больше.
– Как же так?!..
– Виноградников в Москве нет, но воды нельзя сказать, чтобы было мало… Скажите, пожалуйста, отец игумен, этот храм построен в память Михаила Тверского?
– Нет, храм в честь Спаса Преображения, а обитель – во имя св. Воскресения… Но вот часовня, которую вы, кажется, видели, построена во имя Михаила, князя Тверского, замученного в Орде.
– Вот дороги у вас плохи, – сказал я, прощаясь.
– Что говорить, бедовые дороги, когда и не проехать…
– Что вы думаете о земстве?
– Дело доброе, надо что-нибудь делать!.. Дороги осенью и зимой – истинное мучение и для людей, и для скотины, особенно же для последней… Иной раз нужно в Прасковьевку, а не проедешь… никак… чистое несчастье!!!
Одним словом, дороги не могут соответствовать несомненному богатству ставропольской губернии; это – дороги не для края, который носит уже несомненные признаки культурности, а дороги для диких кочевников, да и то – с грехом пополам…
Земство – это единственное средство вывести губернию из того ужасного положения, в котором она находится не только по отношению к путям сообщения, но и по нуждам образования и врачебной помощи, принимая во внимание, что один участковый врач – на 65 000 человек, разбросанных на огромной площади.
Да, земство!.. Введение этого земства нельзя откладывать, и нечего об этом спорить, – достаточно самого ярого противника самоуправления провезти по дороге из Прасковьевки в Святой-Крест, или обратно, и я уверен, что он тотчас согласится, когда воочию увидит этот истинный ужас.
– Земство – единственный выход из того положения, в котором при всем богатстве находится и земледелие, и скотоводство, и вообще хозяйство, которое не может развиваться при отсутствии сносных путей сообщения, – говорил исправник.
То же говорили и другие, указывая на солидные убытки от бездорожья и разлива Кумы:
– Мы не боимся земского обложения, мы достаточно богаты, чтобы содержать земство, которое при десятинном серьезном обложении даст нам огромную выгоду, если построит пути сообщения; мы не говорим о других нуждах края: дороги, это – первое, что нужно и купцу, и крестьянину, да и, наконец, всякому, до низшего администратора включительно. В земстве мы видим свое будущее, и это будущее улыбается нам доброй улыбкой. Мы уверены, что наше земство в своем распоряжении будет иметь такие средства, которым позавидуют другие земские губернии…
И еще много говорили мне местные люди по вопросу о необходимости скорейшего введения земства, которое, по их мнению, из многих вопросов должно решить старый вопрос о правах и культурном устройстве кочевых народов, хотя и немногочисленных в губернии, но тем не менее занимающих огромные площади земель, вполне могущих идти под культуру. Одним словом, жизнь – лучший учитель и советчик, а если к этой жизни присмотреться в ставропольской губернии, то задачи её и их разрешение – безусловно земское местное самоуправление, причем довольно сказать в заключение, что такие задачи благородны и исполнение их не только возможно, но необходимо для благоденствия и совершенствования богатого и сильного природою края!
IV
У баптистов.
Из Святого-Креста, минуя ямы и колдобины, мы спустились снова к берегам Кумы, но уже с другой стороны. Мост, который мы проехали, представлял собою форменную насмешку над подобным сооружением. При переезде по такой прелести, наш экипаж затрясся особенною дрожью, причем под колесами послышалось жалобное всхлипыванье. Но – вперед!.. с моста в мрачную лужу, затем в гору, и мы снова в степи. Слава Богу, Кума осталась за нами, вместе с её чувствительными мостами и дорогами, усеянными трупами животных.