— Ты что, не здешняя? Замерзнешь ведь. Проходи-ка лучше в избу, — сказал он приветливо.
Девушка поднялась со скамейки и пошла вслед за хозяином.
Глава 24
В купе одного из классных вагонов скорого поезда Омск — Челябинск, развалившись небрежно на сидении, в обществе двух офицеров ехал молодой человек. Тут же в углу висела его шинель с блестящими вензелями Томского университета. Среднего роста, плотный, с мужественными чертами лица, он выгодно отличался от соседей по купе, помятые физиономии которых носили следы беспробудного пьянства.
Поджав под себя ноги, студент продолжал прерванную приходом кондуктора беседу:
— Нет, как ни говорите, у Ильи Ефимовича Репина крупнейший талант. Возьмите его картину «Не ждали». Она оставляет глубокий след у зрителей, заставляет задумываться о превратностях судьбы человеческой. Или «Бурлаки», сколько социальной насыщенности. Изумительно! — студент опустил онемевшую ногу на пол и продолжал: — Это подлинно реалистическое искусство! — Он вскочил на ноги и, открыв портсигар, предложил офицерам папирос. Один из них, закуривая, сказал флегматично:
— Я предпочитаю натюрморты в виде битой дичи, рыбы и прочей снеди. Глядя на них, приобретаешь аппетит.
— Недурно бы жареную курицу и бутылочку водки, — потягиваясь, отозвался второй. — Изобразительное искусство — чепуха, я признаю только порнографические открытки! Хотите посмотреть? — Студент отмахнулся и тревожно посмотрел на дверь.
В купе вошел офицер разведывательной службы. Козырнув коллегам, он извинился и потребовал документы.
Молодой человек не спеша подал паспорт, студенческий билет и удостоверение Томского университета на имя Михаила Ивановича Зорина, студента третьего курса горного факультета, командированного для прохождения практики на Урал.
Проверив документы, контрразведчик внимательно посмотрел на Зорина и вышел.
Поезд приближался к Челябинску.
Выглянув в окно, студент сказал торопливо:
— До свидания, господа, — приложив руку к козырьку фуражки, Зорин вышел с вещами в коридор.
Замедляя ход, поезд остановился у закрытого семафора. Апрельское солнце светило ярко, заливая теплом железнодорожные постройки и пути. Оглянувшись по сторонам, Зорин вышел из вагона и направился к виадуку.
Это был Андрей, приехавший из Омска для связи с челябинскими большевиками.
После события у Черного Яра он с неделю скрывался на конспиративной квартире по Степной. Однажды ночью Фирсов проснулся от какого-то тревожного чувства, полежал с открытыми глазами и, услышав осторожные шаги хозяйки, поднял голову.
— Возле палисадника кто-то ходит, — прошептала женщина.
Андрей быстро оделся, припал к окну и увидел в сумраке ночи возле палисадника человека. На углу, возле ворот виднелся силуэт второго.
«Слежка, — пронеслось в голове Фирсова. — Надо предупредить товарищей! Но как выбраться из дома?»
— Ход еще есть? — спросил он тихо хозяйку.
— Через кухню на чердак. Там можно спуститься через слуховое окно в соседний переулок.
Домик был низенький, как у большинства жителей на Степной улице. Открыв отверстие на чердак, Андрей осторожно выглянул из слухового окна. В переулке стояла мертвая тишина. Фирсов, придерживаясь за карниз, спустил ноги, на миг повис в воздухе и легко спрыгнул на землю. Через полчаса он был в доме одного из членов подпольного комитета.
— Наконец-то! Мы так боялись за тебя, наделал ты, брат, переполоху в стане белых. И сейчас колчаковские ищейки рыщут по Омску в поисках таинственного поручика Топоркова, — улыбнулся подпольщик.
В ту ночь в доме Симакова огонек светил до утра. Днем Андрей встретился с Парняковым, который направил его в Челябинск для связи.
— Учти, что там идут провалы, видимо, действует рука опытного провокатора. Будь осторожен!
Получив еще в Омске адрес явочной квартиры, Фирсов направился в железнодорожный поселок. Вскоре он постучался в калитку домика, стоявшего в конце улицы. На стук вышла хозяйка. Увидев незнакомого человека, замялась и только после того, как Андрей назвал условный пароль, пропустила его в дом.
…После бессонных ночей в Омске и в поезде Андрей только сейчас почувствовал страшную усталость и забылся тяжелым сном.
Разбудил его мужской грубоватый голос, который слышался за закрытой дверью.
— Ремонт паровозов мы и так задерживаем под разными предлогами, из депо скоро не выпустят. Как дела на копях?
— Шахтеры вместо угля выдают на-гора землю. Держатся крепко, — ответил второй.
— Это хорошо! — этот голос, видимо, принадлежал хозяину явочной квартиры, так как он же обратился к женщине:
— Самоварчик бы на стол, Аннушка, чайку попить охота, да и пора будить товарища.
Скрипнула дверь. На пороге показалась хозяйка и обратилась к Андрею:
— Вставайте! У меня самовар готов.
Фирсов вскочил с постели и через несколько минут вышел в комнату. Поздоровавшись, сел за стол.
Хозяин, взглянув на окно, весело закивал:
— Ростовцева идет, — сообщил он шахтеру и, поднявшись со стула, стремительно вышел из-за стола. Нервно перебирая пуговицы кителя, побледневший Андрей не спускал глаз с дверей. Вскоре в сенях послышались легкие шаги и неторопливый стук.
— Заходи! Заходи! — хозяин распахнул дверь. Христина замерла на пороге.
— Андрей! — девушка бросилась к приезжему, припала к его плечу и заплакала.
Андрей нежно приподнял ее голову и долго не мог оторваться от ее лица.
Глава 25
Через Христину Андрей установил тесную связь с подпольной организацией Челябинска.
Комитет поручил ему вести работу среди солдат полка имени Шевченко. Полк был укомплектован из молодых переселенцев с Украины, семьи которых жили в Кустанайском и Петропавловском уездах.
Рослые и загорелые степняки держались отдельными группами, были замкнуты, молчаливы и косо поглядывали на своих командиров.
Казармы охранялись строго. Мобилизованные насильно в армию Колчака хорошо помнили карательную экспедицию полковника Разделишина, который после расправы с усть-уйской беднотой, обрушил кровавый террор на поселки переселенцев. У многих солдат были свежи в памяти дым пожарищ, порка отцов и матерей, угон скота и его распродажа.
Восемнадцать тысяч расстрелянных и утопленных в Тоболе повстанцев — таков итог Кустанайской трагедии, такова цена авантюры анархиста Жиляева, возглавлявшего в то время партизанское движение в уезде.
Андрею удалось проникнуть в казармы полка имени Шевченко под видом раненого солдата, возвращавшегося из полевого госпиталя в село Федоровку, Кустанайского уезда.
— Земляков бы повидать, — заявил он дежурному офицеру и подтянул к себе, висевшую на лямке руку.
— Документ? — резко спросил тот. Андрей долго шарил за пазухой в поисках отпускного удостоверения, снял солдатскую папаху, заглянул в подкладку, нет ли его там и неторопливо полез за голенище сапога. — Должно тут.
Офицеру надоело ждать:
— Проходи!
После утомительной маршировки солдаты группами сидели на нарах и, обжигаясь, пили из жестяных кружек вечерний чай.
Нащупав в боковом кармане удостоверение, выданное подпольным комитетом на имя солдата Василия Клименко из хозяйственной команды 11-го Уральского полка, Андрей, не торопясь, стал пробираться узким проходом между нар.
— Эй, служба, что здесь ходишь? — обратился к нему сидевший на нижних нарах солдат.
— Сказал бы словечко, да волк недалечко, — ответил поговоркой Андрей и оглянулся по сторонам.
— У нас волков нет. Садись чай пить с нами, — приветливо заговорили солдаты, уступая пришельцу место.
— А теперь, братцы, как говорил мой дед, кашу кушайте, сказку слушайте, к присказке прислушивайтесь да на ус мотайте, — начал Андрей и еще раз посмотрел по сторонам.