Тот быстро соскочил на ноги и, одев полушубок, пристегнул шашку:
— Собирать остальных?
— Да, — решительно ответил Петр и поправил съехавшую на затылок папаху.
Осторожно шагая через спящих, Михаил вышел на улицу. Вскоре сонная Бобровка наполнилась гулом голосов, топотом коней. Постепенно нарастая, шум докатился до большого крестового дома, стоявшего на окраине. Там было тихо. Видимо, обитатели спали крепким сном. Затем в окне мигнул огонек зажженной спички; послышался голос дежурного Ваньки Пустоханова, который энергично тряс спавшего фельдшера.
— Яков Матвеич! Яков Матвеич! Да подымись, чертова перечница, — выругался он и двинул кулаком полупьяного Карнаухова. — Чуешь, казаки шумят?
Фельдшера точно подбросило.
— Буди командиров, — засуетился он, собирая в санитарную сумку порожнюю посуду из-под спирта и какие-то склянки с жидкостью. — Да живее поворачивайся, обормот, — видя, что Пустоханов медлит, прикрикнул он.
— А по шее не накостыляют? Выпивши ведь они легли.
Матвеич плюнул и торопливо зашагал к Воденникову.
— Андрей Павлович, должно, беда: казаки шумят, — начал он, слегка дотронувшись до Воденникова, и, заслышав за спиной топот многочисленных ног, в страхе обернулся.
Пустоханов, пытаясь вырваться из цепких рук младшего Новгородцева, отчаянно ругался. Увидев перед собой суровое лицо Петра, стоявшего с шашкой наголо, Матвеич юркнул под широкую кровать.
— Что это? Бунт! Вон отсюда! — полуодетый Воденников потянулся к лежавшему под подушкой револьверу, но в тот же миг отлетел в угол, отброшенный сильной рукой Петра. Фронтовики выволокли из соседней комнаты мертвецки пьяного Леонова, скрутили ему руки. Воденников, как загнанный зверь, дико озирался по сторонам в поисках спасения. Заметив окно, пнул сапогом тонкую раму, пытаясь скрыться. Раздался выстрел, и тело Воденникова безжизненно повисло на подоконнике. Леонов пополз на четвереньках под кровать, но стукнувшись с пьяных глаз о железную ножку, осоловело смотрел на казаков.
Перед утром отряд Новгородцева выехал обратно в Усть-Уйскую.
Поход на Троицк провалился.
В последних числах марта со стороны степного Тургая подул теплый ветер. Солнце светило ярче. Чувствовалось приближение весны.
В те дни, когда казаки ушли на Троицк, Словцов не знал покоя. В домике Егора Летунова, где он жил, было людно. Часто заходил Гриша Рахманцев, приехавший недавно от Русакова, Горячкина Прасковья с подругой Евгенией, инвалиды-фронтовики и каза́чки из Елшанки. Большая просторная изба Егора была полна народу. Говорил обычно Виктор:
— Почему победила Октябрьская революция? Потому, что трудовой народ понял: дорога к лучшей жизни только в тесном союзе рабочего класса и крестьянской бедноты, только с партией большевиков! Где, в какой стране, рабочий и крестьянин управляют государством? — Выдержав паузу, Словцов ответил четко: — Только у нас. Где женщина равна с мужчиной? У нас. Где фабрики, заводы и земля принадлежат трудовому народу? У нас. Так скажите, что нам дороже: наша народная власть или власть дутовцев, власть богатеев? Егор Максимович, — обратился Словцов к хозяину, — скажи, отчего разбогатели братья Вершинины?
— Известно отчего: напоили до пьяна доверенного купца, выкрали у него деньги, а тот удавился, — отозвался сидевший в углу избы Егор. — Своим горбом капитал не наживешь. Кривдой да неправдой, а где и разбоем стали богатеями и другие казаки. А теперь, к слову, взять Сироткина Тимофея. Покосы у вдов забрал? Забрал. Найди-ка на него управу!
Среди женщин началось движение.
— Тын развалился, а правленцы жердей не дают!
— Дров полена не выпросишь, весь лес богатые забрали!
Когда шум в избе утих, Виктор заговорил вновь:
— От вас, товарищи женщины, многое зависит. Возьмите Зверинку, Прорыв, Казак-Кочердык, там каза́чки активно помогали мужьям и братьям, и там давно уже выгнали атаманов и установили власть Советов.
— И у нас будет, вот только вернутся наши из Троицка, — послышался уверенный голос Прасковьи Горячкиной.
Казаки вернулись неожиданно. Ночью к Виктору пришел Петр Новгородцев. Усталый, но довольный, опустился на лавку и произнес с усмешкой:
— Отвоевали атаманы Троицк. Воденников отправился на тот свет. Леонов сидит без штанов в Бобровке, наверное, клянчит у хозяев самогон.
— Настроение казаков? — спросил живо Виктор.
— Боевое.
— Хорошо. На завтра назначаем митинг и выборы Совета. Соберите бедноту и фронтовиков.
— А как со станичной верхушкой?