Меня брали тоска, горе, досада, злость. Я чувствовала себя оскорбленною в самых лучших и священных моих понятиях; девическая гордость моя страдала невыносимо. Если бы дядюшка провалился сквозь землю, я порадовалась от души. Я плакала и молила Бога избавить меня от такого страшного положения.
Наконец мучения целой недели кончились: приехала Татьяна Петровна; и никогда еще так не была я рада увидать ее. Я бросилась к ней с непривычным для нее порывом нежности и чуть не заплакала. Это ей понравилось.
— Разве ты скучала без меня? — сказала она мне.
— Я так рада, что вы приехали!
— То-то же, и тетку вспомнила. Ну, поди, поцелуй меня. Как же вы здесь с дядюшкой поживали без меня?
— Чего? я почти не видал ее, — отвечал Абрам Иваныч, — точно коза, все бегает. Что это ты ее, друг мой, не присадишь? Право, она этак совсем одичает… Нехорошо, молодая девушка все одна да одна.
— Слышишь, Генечка, и дяденька уж говорит. Изволь-ка сидеть с нами. Оттого у тебя и манеры нет никакой. Что тебе? сиди, работай, читай там, где мы. Неужели тебе это так тяжело?
— Нисколько. Я не знала, что это нужно.
— Ну вот умна, что слушаешься.
— Ты, кажется, избалуешь ее, испортишь совсем, — сказал дядя очень серьезно.
Я посмотрела на него с изумлением.
— Ну уж не беспокойся, это мое дело, — сказала Татьяна Петровна, — я хорошо понимаю, как мне должно поступать; учить меня нечего — это не хозяйство.
— Вот старуха моя и разворчалась, — сказал он, шутя и ласково целуя у нее руку. — Анфиса Павловна! с вами-то я не поздоровался! Как здоровье ваше?
— Благодарю, слава Богу; я вам кланялась, — прибавила она обидчиво. — Тетенька вам подарок привезли, — сказала она мне тихонько, — прекрасной кисеи на платье. Что вы похудели что-то… здоровы ли? — прибавила она вслух.
На другой день Анфиса пришла утром в мою комнату.
— Что, дядюшка-то ласков был до вас? — спросила она меня между прочим.
— Как всегда…
— Вы, говорят, с ним и в роще гуляли…
— Вам доносят верно; точно гуляли. Что ж из этого?
— Ах, батюшки мои! ничего, я так сказала. Что это вам нынче слова нельзя сказать? Ведь это не секрет.
— Да уж вы, пожалуйста, не делайте из этого секрета.
— Вот вам бы и давно быть к тетеньке-то поласковей.
— Ради Бога, избавьте меня от советов.
— Я для вас же… Господи! как вас перевернуло! Худые стали!
— Это от тоски по вас, — сказала я шутя.
— По мне ли, полно? Что вы пустяки-то говорите! Вы все злитесь за то, что мы тогда с Татьяной Петровной говорили. А вы зачем подслушали?
— Я не имею этой прекрасной привычки. Я слышала, потому что не спала и была в той же комнате.
— Так что же, я что ли подслушиваю. Экой у вас язык змеиный! Ни за что обидит! Мне от вас скоро житья не будет.
— Бедная вы!
— Да за что вы злитесь? Экое в вас злопамятство!
— Я не злюсь, а просто не в духе; мне грустно.
— О чем вам грустить-то?
— А вы неужели никогда не грустите?
— Мне есть о чем грустить! Поживите-ка на моем месте.
— Татьяна Петровна вас любит.
— Что в ее любви-то! Угождай как собачонка, так и любит. Уж чужой дом — чужой и есть. Что у меня? ни родных, ни своего угла.
— Ваши родители давно умерли?
— Я после них маленькою осталась. Папенька служил в магистрате, потом захворал и скончался. После него и маменька недолго нажила. Я одна только и была у них. Мне было дом остался после них в наследство, да сгорел. Так я без ничего и осталась, да вот без малого пятнадцать лет живу здесь.
— Татьяне Петровне тяжело было бы расстаться с вами, да и вам тоже. Привычка: шутка ли пятнадцать лет.
— Э, полноте, она меня, я думаю, на всякого променяет.
— Почему вы так думаете?
— Да будто она может кого любить? любит для себя. Подвернись другая — так и меня в сторону.
— Ну нет, вы несправедливы.
И точно, она была несправедлива: Татьяна Петровна очень привыкла к ней.
— Вот уж теперь мужа нашла, так и скрытнее стала. Все с ним да с ним… Я уж часто ухожу, чтоб не быть лишней. Господи! как трудно узнать человека! — прибавила она после некоторого молчания.
— А что?
— Да так. Иной кажется ангелом; думаешь, вот уж этот умница, скромница, а поглядишь — не лучше других. Недаром говорят: женится — переменится. Страшно и замуж-то выйти — какой навяжется!
— Что это вас так испугало?
— Вижу примеры… А жены-то, дуры, и уши развесят, так и вверяются. А как посмотришь, везде интерес проклятый.