— Вы большая насмешница! — сказал он.
— Отчего вы так думаете?
— Так, я это заметил… Вы сейчас насмехались надо мной.
— Мне кажется, я не смотрела на вас.
— Нет, смотрели.
— Какая уверенность!
— Вы, должно быть, очень веселого характера!
— Да, но мне часто бывает грустно.
— Вам бывает грустно? отчего?
— Так. Неужели вам никогда не бывает грустно?
— Верно, есть причина?
— Может быть, и есть, — сказала я и опять невольно улыбнулась.
— Вот опять насмехаетесь. Я вас буду бояться.
— Не бойтесь, я не опасна.
— Вы этого не можете знать. Впрочем, у вас, как у всех насмешниц, кажется, непреклонное сердце.
— Вот и не угадали. Сердце у меня самое мягкое.
— Да? право?..
Он бросил на меня один из самых победительных взглядов. Но, увы! я снова не могла удержаться от улыбки; он смешался и проговорил:
— Нет, право, я вас буду бояться, — и скользнул в толпу к Лизе, которая уже начинала заметно надувать губки.
Нагулявшись, мы прежним порядком возвратились к Анне Андреевне, откуда, напившись чаю, отправились домой.
Что ты, влюбилась что ли в Котаева, — спрашивала меня Лиза на другой день голосом, который звучал скрытым беспокойством, — что вы с ним говорили так долго на ярмарке?
— Неужели долго? Кажется, я сказала несколько слов. Мне было скучно, Лиза.
— А я подумала, уж не влюбилась ли ты в Котаева, сказала она, помолчав.
— Полно, ты, кажется, сама-то к нему неравнодушна. Признайся, Лиза, неравнодушна?
Лиза тихонько засмеялась и отвернулась.
— Что, небось неправда, не угадала? Что же ты скрытничаешь со мной?
— Ах, Генечка! ведь он прехорошенький! — сказала она, вся покраснев. — Да ты не думай, что я так по уши в него влюбилась… Нет, я немножко… Как он смотрит, Генечка, ужас как смотрит… Ты заметила?
— Нет, не заметила.
— Какая ты рассеянная! А какова у него талия? а? какова? ты, я думаю, и этого не заметила?
— Право, не заметила; я и не посмотрела на его талию.
— Знаешь ли, Генечка, ведь он приедет к нам, он мне говорил.
— Право? Ну вот, видишь ли, значит, он тобой заинтересовался.
— Мужчинам, Генечка, верить нельзя, — серьезно заметила Лиза.
В первое воскресенье поручик явился к обедне в наш приход и был приглашен тетушкой обедать и ночевать у нас, потому что жил неблизко, а вечера наступали ранние и темные. Веселый характер и военные рассказы поручика понравились тетушке.
Лиза, несмотря на свою скрытность, не могла не высказать мне своей радости. Раскрасневшиеся щеки делали ее прехорошенькой, и поручик очень часто на нее поглядывал.
После обеда мы гуляли в саду, Лизе пришлось даже остаться с ним наедине, потому что меня отозвали на несколько времени к тетушке найти какую-то нужную записку.
Я выпросила у тетушки позволение Лизе остаться со мной ночевать, что в последнее время уже случалось не раз, к большому моему удовольствию.
После ужина мы — я, Лиза и гость — опять пошли в сад. Сентябрь дарил нас прекрасными лунными ночами. Звезды ярко блистали на небе, и наш дом, в окнах которого светился огонь, живописно смотрел из больших кленов, сохранявших еще половину своих листьев. Вечерняя тишина изредка нарушалась встрепенувшеюся птицей, испуганною нашими шагами. Лиза и поручик шли рядом. В голосе их слышно было волнение; я видела, как рука его не раз касалась руки Лизы… Я отстала и шла уныло и одиноко по темной аллее.
Мне было грустно. В душе моей рождалась жажда любить и быть любимой. Я не завидовала Лизе: поручик решительно не нравился мне, но душа моя страстно звала и искала кого-то… Удивительно, только в ту минуту я не думала а Павле Иваныче. Другой образ, другой идеал создавался в моем воображении… Совесть упрекнула меня — и я овладела странною настроенностью моей души.
Ночь. Луна бросает косвенные лучи в окна нашей спальни.