— Да запевайте, Катерина Семеновна, — отвечала ей Маша.
Катерина Семеновна запела: "Не белы снеги" — тонким, немного визгливым голосом. Маша и поповны подтягивали ей.
— Ну, теперь хоть в горелки бы, что ли, — сказала она, кончив песню. — Вот и этого барина надо растормошить, — прибавила, она, указывая на Данарова. — Нет уж, батюшка, попали к нам, так нечего делать, прошу не отставать; у нас попросту.
— Я очень рад, будьте моею парой, — сказал он.
— Ну уж что я вам за пара! вы выбирайте молоденьких; уж что вам ловить таких старух, как я!
— Разве вы старуха?
— Да уж не молоденькая, только на лицо-то молода, да характер у меня такой веселый: на свет с таким родилась.
— Что ж? это счастье. Вы и при горе меньше страдаете, чем другие.
— Ах, Николай Михайлыч! ведь веселье да песни всякий разделит, а поди-ка с горем-то к чужим людям, помочь не помогут, а только надоешь; так я и благодарю Бога, что у меня такой характер. Поплачу дома, а как в люди, так ровно и все прошло… Зато куда ни покажусь: Катерина Семеновна, песенку спой; Катерина Семеновна, игры затей; ты у нас разгула, ты нам соловей… А поди-ка с длинным-то лицом — всякий отвернется.
Пары уставились. Кавалером моим был Митя; горела Маша, но она скоро поймала Катерину Семеновну, и Данаров остался гореть.
С невольным и странным чувством страха я летела стрелой по мягкому дерну; за мной с ожесточением гнался Данаров. Митя довольно неповоротливо поспешал ко мне на помощь; я, как могла, ободряла его словами и жестами. Наконец, чтобы сократить круг, я бросилась в середину пихтовой рощицы, зацепилась платьем за сухую ветку и осталась неподвижно во власти моего преследователя. Смешно вспомнить, но какое-то томитель-ное чувство овладело мной на мгновение; чтоб скрыть это, я рассмеялась, подавая руку Данарову, и присоединилась к играющим.
Мы сели на траву позади всех.
— Все ваши усилия убежать от меня остались напрасны, — сказал он, — и стоило ли так долго мучить и себя, и меня?
— Напротив, это очень весело; и если б не досадная ветка, поймать бы вам меня.
— Ну что ж из этого? Я устал и не буду больше бегать.
— Я тоже устала.
— А, может быть, ветка играла роль судьбы, — сказал он. Я засмеялась, что, как мне показалось, не совсем было приятно ему.
Горелки, кончились. День вечерел; гости собрались домой. Мы возвратились в комнаты.
Когда кончилось прощанье гостей с тетушкой, Данаров тоже взялся за шляпу.
— А вы что так торопитесь? — сказала ему тетушка, — еще рано; им идти пешком, оттого я их и не удерживаю. Если вам не скучно, сделайте нам удовольствие, останьтесь, вечер прекрасный.
Данаров поблагодарил и остался. Маша осталась ночевать у нас.
Вечер в самом деле был прекрасный, так что даже для тетушки вынесли кресло на балкон. Мы с Данаровым, Маша, Катерина Никитишна и Марья Ивановна поместились на ступеньках.
Сквозь сеть деревьев алела заря; легкий туман подымался в аллеях; из цветников неслась струя благовонного воздуха. Было столько неги и прелести в полудремлющей природе, столько страстного упоения в песне соловья, что можно было забыться и поверить вечности счастья, любви и молодости.
— Экая благодать! — сказала Катерина Никитишна, — что за погодка стоит! с сенокосом без горя управимся.
— Не худо бы дождичка, — промолвила Марья Ивановна.
— Не худо бы, конечно, да ведь росы большие, — травку-то и поправляют. У вас где косят, родная? — спросила она тетушку.
Зашел разговор о хозяйстве и других близких к нему предметах.
А сад между тем темнел да темнел; глубина аллей становилась беспредельнее: какая-то притягательная сила лилась из этой глубины и мрака; одни кусты воздушных жасминов, облитые белыми цветами, стояли, как привидения, под тенью густых лип и будто призывали меня, распространяя в тишине свой раздражающий запах.
Я не утерпела и сошла с балкона, чтобы нарвать букет. Маша последовала за мной. Вскоре подошли к нам и Марья Ивановна с Данаровым. Маша сорвала цветок и приколола к платью.
— Какие цветы любите вы больше? — спросил ее Данаров.
— Незабудки, — отвечала она, — и эти люблю: так хорошо пахнут. А вы какие любите?
— Не скажу, — отвечал он.
Она засмеялась своим тихим, будто сдержанным смехом.
— Разве это секрет? — сказала она.
— Именно секрет.
— Да какой же тут секрет? не понимаю. Вот я люблю незабудки, так и говорю, что люблю.
— А вот видите ли что? я теперь уж знаю ваш вкус, ваши мечты и многое могу угадать из тайн вашего сердца.