Изрядно померзнув и немало подивившись на соседей, которые спокойно спали, хотя и привыкли к жаре., я без труда проснулся в три часа ночи, когда все стали подниматься. Через полчаса участники похода собрались в комнате, где днем Виноба беседовал с тумкурской интеллигенцией. Сначала несколько человек вместе с Винобой читали нараспев молитвы. Затем все начали петь какой-то очень мелодичный гимн (как оказалось, девятнадцатую шлоку — двустишие из «Бхагавадгиты» — «Песни господней»), потом другой, в котором слышались маршевые нотки (в переводе с санскрита он называется примерно так: «Моление о всеобщем действии во спасение»). Это моление в полутемной комнате (единственная керосиновая лампа была завешена газетой) и хоровое пение создавали у собравшихся в поход соответствующее настроение.
Вещи участников похода незадолго до выхода были отправлены на грузовой машине, а имущество Винобы — на джипе (на машинах надпись большими белыми буквами по-английски: бхудан). Автомашины и микрофоны свидетельствовали о том, что Виноба не чурается техники.
Вышли ровно в четыре часа. Впереди шагал человек с фонарем. За ним, метрах в десяти, шел Виноба в сопровождении двух телохранителей и Махадеви Тай. В ее обязанность входит пробовать пищу, приготовленную для Винобы (у него язва желудка, он ест только молочную пищу, не употребляет соли и перца). Метрах в пяти сзади двигались остальные 29 участников похода и человек сорок представителей населения Тумкура, провожавших Винобу до ближайшего населенного пункта. Колонну замыкали трое полицейских, которые вели свои велосипеды.
Шли молча. Очень редко кто-либо перебрасывался словами с соседом, и то вполголоса. Это молчание в колон-гуе, уходящей в темную ночь, какие бывают только в тропиках, должно было вселить в участников похода и провожавших чувство отрешенности от всего земного. Примерно через час увидели на дороге толпу ожидавших людей — дошли до какой-то деревушки. Остановились на пять минут. Виноба произнес краткую речь о том, что земля должна принадлежать всем и каждая здешняя женщина обязана считать себя матерью всех детей деревни. Затем пошли дальше. Не знаю, почему Виноба не задержался в этой деревне: может, здесь не у кого было просить земельные пожертвования?
Скоро начало светать. Через час сделали привал и расселись на пригорке вблизи дороги. Виноба прочел молитву, а затем минут пятнадцать читал вслух стихи из книжки Пурондара Даса — поэта из народа каннада. Выяснилось, что Виноба не очень хорошо говорит на этом языке, но прекрасно читает и понимает. Как мне успел сообщить Гаруд Шарма (он называл меня «товарищ», видимо, он знал, что такое обращение принято в Советском Союзе), Виноба владеет многими языками: хинди, урду, маратхским, гуджерати, бенгали, телугу, малаялам, персидским, английским, немного знает китайский и японский.
Когда тронулись дальше, я обратился к Винобе с просьбой продолжить нашу беседу. Он кивнул головой, и я пошел рядом. И вот что рассказал Виноба. Поисками решения земельной проблемы он занимается с тех пор, когда работал среди беженцев из районов, отошедших к Пакистану. Это было в первые месяцы после расчленения Индии англичанами в 1947 году. Особенно бедствовали «неприкасаемые», хотя они и не потеряли, как другие, своих земель в Пакистане: им нечего было терять. Винобе удалось договориться с правительством провинции Пенджаб о наделении их какими-то участками земли, и он объявил об этом на большом молитвенном собрании. Но вскоре правительство отказалось от своего обещания, заявив, что не хватает земли даже для тех, кто имел земельные владения в Пакистане. Можно представить настроение людей, когда у них отняли единственное, что они имели, — право надеяться!. Они хотели выступить против правительства, но Виноба удержал их, пообещав найти другой выход. На идею бхудан навело Винобу крестьянское восстание в Телингане.
Виноба говорил, а мне ничего не оставалось, как почтительно слушать; тем более что я имел уже возможность убедиться, как ему надоело отвечать на вопросы. Этого нельзя сказать об отношении Винобы к самой идее: она давно захватила его полностью, ею он жил и о ней мог говорить бесконечно.
После Телинганы следующий шаг в развитии движения бхудан был сделан в штате Уттар-Прадеш, где Винобе удалось собрать полмиллиона акров земли. Затем Виноба поставил своей задачей получить шестую часть обрабатываемых земель в Бихаре, чтобы наделить здесь всех безземельных. И что же? Дарителей оказалось даже больше, чем он предполагал. Это вдохновило Винобу начать в Ориссе движение грамдан — убеждать людей, что частной собственности на землю не должно быть и земли хватит на всех.
«Это не я выдумал: так говорили все великие мыслители прошлого. Ваш Толстой, — напомнил Виноба, — более шестидесяти лет назад проповедовал, что собственность на землю аморальна».
«Если в каждой деревне поймут, что надо жить одной семьей, и каждый ее житель будет думать о благе остальных, если все будут трудиться сообща, как пять пальцев на руке, воцарятся равенство и счастье. Такая деревня, а затем уезд, округ станут ячейками «сарводайа (государства всеобщего благосостояния)», — чувствовалось, что Виноба одержим этой идеей.
Здесь мне впервые удалось вставить вопрос: «Может быть, более быстрый путь — установить законом максимальные размеры земельного владения с распределением излишков земли среди безземельных?» Виноба ответил, что, когда он соберет хотя бы половину намеченного им количества земли, возможно, возникнет благоприятная атмосфера для соответствующего законодательства; по его мнению, предложение о «потолке» земельных владений не может помочь решению проблемы и начинать надо с революции в умах и сердцах людей, а не в социально-экономических отношениях.
Впереди показалась деревня Голахари — цель похода в этот день. Перед зеленой аркой по обеим сторонам-дороги выстроились мальчики и девочки, а дальше толпились крестьяне, которых успел собрать секретарь Винобы Вибаласвами, выезжавший вперед на джипе с громкоговорителем. Виноба произнес трехминутную речь о принципах грамдан и призвал крестьян быть застрельщиками движения. Собравшиеся ответили троекратным возгласом: «Сант Виноба — джи ки джай!» («Да здравствует святой Виноба!»)
В восемь часов участников похода ждал завтрак — рисовый плов с топленым маслом на банановых листьях вместо тарелок и по стакану молока, в двенадцать дня и в шесть часов вечера для них были приготовлены обед и ужин — и все за счет деревни.
Распорядок дня был обычным. В десять утра чтение «Бхагавадгиты» (или «Рамаяны»), Все собрались в комнате Винобы. Он читал, сидя на подушке за низеньким столиком, стоявшим перед его кроватью. На столике кроме нескольких книг — вырезанные из слоновой кости фигурки трех обезьянок: одна закрывает рот, другая — уши, третья — глаза (фигурки олицетворяют индусский идеал поведения женщины — нема, глуха и слепа). После обеда отдых. С трех часов Виноба беседовал с представителями деревни (очевидно, обсуждались вопросы участия крестьян в движении), а остальные занимались ручным прядением. В пять началось собрание жителей деревни, на котором Виноба обратился к крестьянам с речью. Она была очень похожа на произнесенную на конференции, но на этот раз Виноба сделал упор на то, как должен относиться каждый житель деревни к своим ближним. Затем один из крестьян заявил, что все односельчане решили участвовать в движении и передать свои земли Винобе. Но как это было сказано! В каждом слове так и звучало: «Труднее, чем сейчас, наверное, не будет».
После собрания Виноба работал над предисловием к книге «Гита правачан» («Комментарии к Гите»), которая готовилась к изданию. Ко мне подошел Шарма и от имени Винобы предложил походить с ним несколько месяцев и помочь ему в изучении русского языка. Пришлось с сожалением отказаться, так как истекал срок моей командировки.
В три часа ночи все поднялись на молитву и через час вышли в следующую деревню — Малясандра. Этот день, как две капли воды, походил на предыдущий.
В конце дня я пришел к Винобе попрощаться, поблагодарил его за беседы и приглашение, объяснив еще раз причину отказа. Виноба сказал, что будет рад, если я снова приеду к нему, и подарил мне свою брошюру «Сарводайа и коммунизм». (В ней на том основании, что марксизм по-разному, в зависимости от конкретных условий, применялся в России и других странах, выражалась надежда, что индийские коммунисты учтут традиции своей страны, в том числе принцип ахимсы — «ненасилия», и тогда «коммунизм станет ненасильственным» и будет частью движения к сарводайа.)