Утро нашего отъезда из Гангтока. Несмотря на ранний час и сильный дождь, проводить нас пришли все ученики средней школы. Юноши не скрывали зависти к уезжающим в «большой мир», записывали «на всякий случай» адреса и долго-долго махали вслед, пока автобусы не скрылись за дальним поворотом дороги. Обмениваясь впечатлениями о Сиккиме, мы и не заметили, как доехали до Тисты. За мостом через реку две дороги: налево широкая — в Калимпонг, направо узкая и более крутая — в Дарджилинг. Мы повернули налево и через десяток километров были уже в Калимпонге.
Город Калимпонг (в переводе «Совет королевских министров») вытянулся шестикилометровой змеей по гребню невысокого горного кряжа Деоло-Ринкингпонг. Расположенный у перекрестка автомобильных дорог — в Дарджилинг, аэропорт Багдогра (откуда меньше трех летных часов до Калькутты) и за границу — в Сикким, Тибет, Непал и Бутан, — Калимпонг стал крупнейшим транзитным центром торговли в Северо-Восточной Индии.
Если судить о Калимпонге по тому, что увидишь здесь в базарный день — среду или субботу, его можно назвать городом, построенным вокруг базара. Большинство коренного населения непальцы, но сейчас Калимпонг считается «самым космополитическим городом в Гималаях». И действительно, кого здесь только не встретишь: монголов и бирманцев, афганцев и европейцев, лепча и бутанцев, бенгальцев и пенджабцев. У непривычного человека голова идет кругом от калейдоскопа красочных одежд, многоязычного говора, разнообразия товаров и цен, запрашиваемых с европейцев (в каждом из них торговцам мерещился богатый американский турист). Наш приезд привлек, однако, внимание даже видавших всякий пришлый люд калим-понгцев: африканцы не часто посещают Калимпонг.
Больше всего приезжало в Калимпонг тибетцев. Северная часть базара даже называлась тибетской. Нам говорили, что особенно много тибетцев бывало зимой, когда один за другим приходили из Тибета караваны с шерстью. Ведь в сезон дождей шерсть не повезешь: впитывая влагу, она становится тяжелой и недоброкачественной, а в жару тибетцы не ехали потому, что предпочитали холод.
Зимний сезон открывался большой ярмаркой, которую устраивали ежегодно в первую неделю декабря. В это время в Калимпонг собирались не только жители окрестных районов и приезжавшие издалека купцы, погонщики караванов и ремесленники из горных деревушек, но и европейцы — владельцы чайных плантаций Дарджилинга и района Доартс. Плантаторов привлекала так называемая европейская неделя, заполненная пикниками, концертами, танцами и спортивными развлечениями.
И в остальное время европейцев здесь много. Калимпонг славится своим климатом (чуть жарче, чем в Дарджилинге, зато не бывает сильных туманов), хорошей питьевой водой, красивыми окрестностями, тибетской и непальской экзотикой. Ну, а раз много европейцев и еще больше «коснеющих в невежестве туземцев», то дохжен же кто-нибудь позаботиться о спасении их душ? Этим занимаются христианские миссии, которых, правда, меньше, чем в Дарджилинге, но и сам Калимпонг меньше. Здешним миссионерам принадлежат не только церкви, госпиталь и школы, но и мастерские по производству ковров, кожаных изделий и вышивок. В мастерских работают те ремесленники, которые вступили в «лоно христианской церкви».
Наше пребывание в Калимпонге было довольно коротким, а впечатления столь разнообразны, что мы начали осмысливать их, когда город-базар остался уже позади. Расположенный у стыка нескольких государств, город Калимпонг привлекал не только торговый люд. Премьер-министр Джавахарлал Неру, выступая как-то в парламенте, заявил: «Калимпонг часто называют городом шпионов… Один человек, кое-что знающий об этом и бывавший в Калимпонге, сказал мне — хотя, конечно, это был всего лишь словесный оборот, — что, вероятно, в Калимпонге больше шпионов, чем остальных жителей, вместе взятых. Это преувеличение, но в последнее время, в особенности в последние семь-восемь лет, он стал таковым».
Последние дни в студенческом лагере. Начинаем готовиться к отъезду. А я пока читаю «Таинственный Тибет», книгу, с которой не расставался в свое время Местлер. Он оставил ее Чаттерджи для возвращения владельцу, а Чаттерджи любезно дал ее почитать мне, но услуга за услугу — я должен был отнести книгу владельцу — господину Гьяло Тонтупу в «Гималайский отель». В гостинице мне указали подъезд, который вел в апартаменты, занимаемые этим господином. На стук долго никто не откликался. Наконец вышел слуга и, узнав, что я принес книгу, взятую у Тонтупа, сказал, что его хозяин сейчас в Калимпюнге, где он проводит половину своего времени, так как у него — брата далай-ламы — есть там важные дела.
Так мне пришлось еще раз встретиться если не с Местлером, то с его тенью, уже после того как он сам покинул студенческий лагерь. На обратном пути из «Гималайского отеля» я невольно задумался над вопросом: ограничивались ли отношения Местлера с братом далай-ламы только чисто книжным интересом к Тибету?
Но вернемся опять в студенческий лагерь. Там меня ждало радостное известие: в Дарджилинг приехала группа советских ученых, совершающих поездку по Индии, — профессор ботаники М. С. Яковлев и специалисты по чаю доктор наук М. А. Бокучава и кандидат наук В. Я. Попов, Впервые за месяц я услышал русскую речь. Когда я представил товарищей начальнику лагеря, он был столь любезен, что пригласил их в ресторан «Глэнари» на банкет по случаю закрытия лагеря. Это событие было обставлено так торжественно, что на банкет приехал из Дели бывший тогда вице-президентом Индийского совета по культурным связям Хумаюн Кабир (ныне министр нефти и химии), а также прибыли представители городских властей Дарджилинга. «Отцом города» оказалась совсем юная выпускница Делийского университета Рома Мазумдар — факт совершенно невероятный в старой Индии и не столь распространенный в новой. Мисс Рома не только занимала высокий пост, но и обладала столь привлекательной внешностью, что многие студенты тут же потеряли голову и все остальное утратило для них интерес. Это чуть не испортило всю торжественность момента.
После ужина состоялся концерт, в котором приняли участие почти все присутствовавшие. Даже Кабир прочел свои стихи, а Яковлев — два стихотворения Лермонтова.
Закрывая студенческий лагерь, Хумаюн Кабир сказал, что прогресс науки, который сократил расстояния настолько, что Москва стала соседкой Нью-Йорка, требует сохранения мира на земле. Предметом особой заботы правительств, заключил свою речь Кабир, должно стать не сохранение «баланса сил» великих держав, а поддержание баланса дружбы всех народов.
После банкета Кабир пригласил советских ученых на правительственную виллу и долго беседовал с ними. Его особенно интересовала система преподавания естественных наук в университетах Советского Союза, где он побывал во главе деятелей просвещения Индии.
Закончился последний день в студенческом лагере. Проводить нас приехали Кабир и секретарь Индийского совета по культурным связям с зарубежными странами господин Кхан. До самого отхода поезда они разговаривали со студентами, выслушивали их пожелания. Вагончики поезда кто-то разукрасил цветами и лентами, и они стали казаться от этого еще более игрушечными.
Прощальный гудок. Каждый из уезжавших испытывал благодарность к индийскому правительству за этот лагерь дружбы. Каждый думал о том, что именно в дружбе разных народов залог мира на земле и счастья людей.
ВСТРЕЧИ С «ТИГРОМ СНЕГОВ»
На банкете в честь иностранных студентов и ученых в Дарджилинге мы обратили внимание на человека лет сорока в простом черном свитере. Он был невысок и строен, но в нем угадывалась недюжинная физическая сила. Темные глаза смотрели серьезно, даже чуть-чуть грустно. Но выражение лица менялось, когда его озаряла белозубая улыбка, такая простая и заразительная, что невольно хотелось улыбнуться в ответ. Это был Тенцинг Норгей — победитель Джомолунгмы. Нас познакомили, мы разговорились, и Тенцинг пригласил нас побывать у него дома.