Хлопок в ладоши, словно щелчок пальцами, который используют гипнотизеры, вернул Дарию к действительности – в ее дом в Квинсе. Исчез полутемный подвальный читальный зал, исчезли металлические стулья с теннисными мячами на ножках, исчезла клетчатая рубаха и авторучка, которую протягивал ей преподаватель музыки, и даже его улыбка растаяла в полутьме позднего вечера. Снова заныло колено, и Дария почувствовала себя очень, очень усталой.
– Хочешь, погрею тебе молока на ночь? – спросила она мужа, и Парвиз ответил:
– С медом, моя сладкая, с медом.
Он сказал это не просто так, подумала Дария, но, разумеется, ничего особенного Парвиз не имел в виду.
Он всегда так говорил.
– Вот самса и чатни из манго, мои дорогие. Я приготовила их своими собственными руками, – так сказала Кавита, вручая Дарие накрытую полотенцем тарелку. – Получилось, по-моему, неплохо. Своему Шенилу я так и сказала – мол, если он не научится ценить таланты своей домашней волшебницы, то его обожаемая – якобы обожаемая! – жена может tout de suite[11] отправиться на поиски кого-нибудь вроде Кларка Гейбла для романтических ужинов вдвоем.
Впустив Кавиту, Дария провела ее в гостиную. Была суббота; с тех пор как она начала повышать курсы повышения квалификации, это были уже их третьи «математические посиделки». На курсах в библиотеке Дария сидела рядом с Сэмом. Иногда они разговаривали о том о сем – перед занятиями, после них или во время перерыва, когда остальные студенты выходили на улицу, чтобы покурить или сбегать за кофе в ближайший «Старбакс». Дария и Сэм кофе не пили. Они просто стояли под беззвездным нью-йоркским небом и беседовали. Она узнала, что Сэм живет один, что детей у него нет и что он обожает рыбалку нахлыстом. Знать бы только, что это такое, думала Дария. Можно ли ловить рыбу с помощью хлыста? Но как?.. Цеплять на него приманку? Или глушить рыбу ударами хлыста по воде? Непонятно. Впрочем, подробности указанного способа рыбной ловли ее занимали мало, куда больше ее интересовал сам Сэм. Он казался ей типичным американцем.
Довольно часто Сэм рассказывал ей о своих учениках, которым давал уроки игры на гитаре. Не на скрипке. Не на фортепьяно. Не на персидском сетаре, что было бы просто великолепно. Нет, он преподавал гитару, а Дария всегда считала этот инструмент слишком… нет, не примитивным, а как бы простонародным.
– Э-э, ты, похоже, совсем меня не слушаешь! В какие дали тебя унесло? – Кавита визгливо рассмеялась. – Что с тобой, моя дорогая? О чем ты так задумалась?
– Так, ни о чем. Спасибо тебе за самсу, она мне очень нравится.
Кавита приподняла выщипанную в ниточку бровь.
– А вот мне почему-то кажется, что это твой герой-гитарист, который совершенно вскружил тебе голову, заставляет тебя мечтать о совершенно посторонних предметах. Кто бы мог подумать, что наш знаменитый математик Дария Резайи позволит себе увлечься парнем, который обучает детишек музыке? Нет, эта жизнь, наверное, никогда не перестанет меня удивлять. Ты и этот музыкант!.. Une surprise pour moi.
Дария почувствовала, что краснеет, и поспешно отвернулась. Как-то в одну из суббот, когда, вдоволь поломав голову над очередной порцией уравнений, они подкреплялись чаем, самсой и долмой с рисом, она доверилась Кавите и Юн-ха. Нет, не так… Она поделилась с ними своим секретом. Собственно, и секрета-то никакого не было. Подруги поинтересовались, как продвигаются занятия на курсах, а она ответила. Возможно, в ее интонациях звучал излишний энтузиазм; как бы там ни было, подруги в отличие от Парвиза, который искренне верил, что ее интерес к курсам повышения квалификации лежит в плоскости изучения «Экселя» и теннисных мячей на ножках стульев, сразу заподозрили, что на занятиях Дария познакомилась с неким человеком (мужчиной), с которым ей нравится сидеть рядом и изучать плохо скопированные учебные материалы. И сколько бы она ни уверяла подруг, что ничего сверх этого на занятиях не происходит, Кавита и Юн-ха продолжали хихикать, многозначительно закатывать глаза, подмигивать со знающим видом и подначивать ее при каждой встрече. Обе были убеждены, что Дария, как выразилась Кавита, всерьез «увлеклась американским Сэмом» в клетчатой рубашке.
Сама Дария продолжала считать, что подруги ошибаются. Ни о каком «увлечении» не могло быть и речи. Она по-прежнему любила своего мужа. Просто Сэм был другим, только и всего. Он был спокойным, выдержанным, почти флегматичным. Казалось, его невозможно вывести из равновесия, взволновать, заставить нервничать. Среди иранской диаспоры таких людей Дария знала немного.