Затем гости уселись, поджавши ноги, на свои места, и принялись за пилав, накладывая его прямо горстями на свою тарелку, с которой и ели
Тин-то пропел знаменитую тибетскую арию (стр. 165)
без помощи ножей и вилок. Вскоре и блюдо, и тарелки были пусты. Слуги обошли всех с рукомойником, в котором каждый вымыл себе руки,
после чего подали варенья, фисташки, а также пальмовое вино, подаваемое только за десертом, так как во время самого обеда не пьют ничего,
кроме воды.
Когда доброе вино развеселило всех, Тин-то попросил гостей, чтобы каждый из них доставил удовольствие обществу рассказом или пением.
Чтобы подать пример, он велел принести мандолину и, аккомпанируя себе, пропел знаменитую тибетскую арию: „Чи-чу-ча чиримиримири-хо!"
Мали, сидевший по правую руку хозяина дома, рассказал об одном торжестве, происходившем при дворе Пеишвы, и его несколько напыщенные
описания заставили всех тибетцев вытаращить глаза.
Очередь была за его соседом, дюжим татарином, маленькие китайские глазки которого едва виднелись под густыми бровями, торчавшими
из-под ермолки. Он рассказал следующее:
— В течение десяти лет, что я веду торговлю козлиной шерстью между нашей страной и Индией, со мной случалось не мало приключений
при переходе через Гималаи. Но в виду того, что каждый из вас, вероятно, нередко подвергался таким же опасностям, я не хочу смущать наше
собрание слишком мрачными картинами, а после того, что рассказал нам почтенный Мали, уже не легко заинтересовать вас описанием каких бы то
ни было чудес. Между тем, несколько дней тому назад мне удалось недалеко отсюда, в Пандарпуре, присутствовать на великолепных торжествах,
дававшихся именно в честь одного из членов того самого рода Пеишвы, о котором говорил нам почтенный Мали.
— Пандарпур, как вам известно, довольно красивый город, лежащий на другой стороне Синаданты, в очаровательной долине в Гималаях.
— Я прибыл в город рано утром в сопровождении моих носильщиков и вьючных яков и был сильно удивлен необыкновенным оживлением
на базаре. На лавках висели флаги, улицы были разукрашены гирляндами из цветов и повсюду толпились люди в праздничных нарядах.
— Я поторопился добраться до караван-сарая, что мне удалось не без труда по запруженным народом улицам, и спросил у сторожа о причине
такого необычайного празднества. Оказалось, что пандарпурский раджа женит в этот самый день своего сына на принцессе из рода Пеишвы.
В сущности, это был только торжественный сговор, так как молодой девушке всего четырнадцать лет, а ее будущему мужу едва минуло семь. Несмотря
на такое неравенство лет, раджа был очень доволен этим браком, так как принцесса не только принадлежит к самой высшей знати, но отличается
необыкновенной красотой.
Под влиянием какого-то неопределенного чувства, Андре уже несколько времени жадно следил за рассказом татарина. При последних словах
юноша не выдержал и, вопреки всем правилам приличия, прервал его вопросом:
— Ты видел принцессу?
— Конечно, — ответил татарин. — Желая из любопытства посмотреть на въезд принцессы, я прошел в дом одного из моих друзей и устроился
на балконе, выходившем на главный базар. Сначала ехали всадники с длинными золочеными саблями,
одетые в бархат, сбруя на конях была из золотой парчи. За ними шли музыканты, игравшие благозвучные песни на больших деревянных флейтах и
медных трубах. Потом следовала свита принцессы и сам молодой принц на великолепном слоне, покрытом сплошь попоной с подвесками. Наследный принц — еще дитя с черными глазами, с волосами...
— А принцесса?— прервал опять дрожащим голосом Андре.
На этот раз послышался легкий ропот собрания, рассказчик гневно взглянул на юношу и продолжал :
— Затем ехала принцесса на слоне, украшенном так же богато. Никогда не видел я такого прекрасного лица. Оно озарялось глазами, цвет которых, казалось, был взят с самого небесного свода, а из-под короны вырывались волны волос, как бы сотканных из золотых нитей. Народ приветствовал ее, но она была печальна и задумчива...
— Моя сестра!— вскричал Андре, не в силах долее сдерживать свое волнение.
— Этот мальчик сумасшедший! — заметил в негодовании Тин-то.
Не обращая никакого внимания на замечание купца, Андре вскочил с места и бросился к двери.
За ним побежали Мали и Миана. Изумленные купцы тоже поднялись, выразив негодование по поводу грубого поведения заклинателей, и затем
разошлись, не дослушав рассказ татарина.
Андре побежал в поле. Он не сомневался, что татарин видел его сестру. Мали с трудом поспевал за ним.
— Конечно,— говорил старик,— описание татарина напоминает твою сестру, но...
— Не может быть никаких „но",— прервал его горячо Андре.—Известна ли тебе другая принцесса Пеишвы, белокурая и с голубыми глазами, кроме
Берты?
— Нет, саиб.
— Ну, так, значит, именно она в Пандарпуре.
— Не спорю, — сказал Мали , — но было бы лучше не прерывать рассказа татарина, мы получили бы более точные сведения, а ты с первого
слова вскочил, как умалишенный, и к тому же оскорбил людей, которые могли быть нам полезны.
— Что же ты намерен делать?— спросил Мали после паузы.
— Сейчас же отправиться в Пандарпур,— отвечал взволнованный Андре, — и вырвать Берту из плена.
— У тебя есть какой-нибудь план ? — снова спросил Мали.
— Пока еще нет, но мы с тобой что-нибудь придумаем,— произнес уверенно юноша,— и я чувствую, что нам все удастся.
— Пусть будет так, мой молодой друг!— произнес с жаром старик.
ГЛАВА XV
ЧЕРЕЗ ГИМАЛАЙСКИЕ ГОРЫ
Сведения о пути.— Добрые люди.— Снова в пути.—
Среди глетчеров.— Белый тигр
Едва успел Андре вернуться в караван-сарай, как уже хотел пуститься в путь, но Мали умерил его рвение.
— Страна, к которой мы направимся теперь,
мне совсем неизвестна, — сказал он. — Я знаю только, что нам придется пройти снежную область Гималаев, поэтому нам необходимо хорошо подготовиться. Я схожу к тибетским купцам и попытаюсь загладить твою утреннюю выходку, это единственное средство собрать точные сведения.
Когда Мали пришел к чайному торговцу, то застал его в разговоре с татарином. Его приняли холодно. Но он извинился за Андре, которого
назвал своим сыном, и сказал, что молодежь часто забывает приличия и поддается первым впечатлениям.
— Я не сказал вам, — прибавил он: — что некогда я занимал должность придворного врача.
Мой сын рос с молодой принцессой, как с сестрой.
Когда королева умерла, самой приятной надеждой в нашей бродячей жизни стало найти принцессу, и вы поймете нашу радость, а в особенности
волнение моего сына, когда мы узнали, что она в настоящее время находится в Пандарпуре и окружена почестями. Я и сам смотрю на принцессу, как на дочь.
При этих словах Мали Тин-то почтительно поднялся и сказал, кланяясь:
— Почтенный врач! Я не знал, что принимаю к своему столу людей, пользующихся дружбой принцев. Я виноват перед вами, что не оказал вам
должного почета.
— Скажите Андре, — прибавил поспешно татарин,— что я к его услугам. Я подозревал уже, по многим причинам, что вы переодетые принцы.
Я только что сообщил свои мысли моему другу Тин-то.
— Именно так, — подтвердил тибетец.
Но Мали постарался замять этот опасный разговор.
— Завтра мы рассчитываем отправиться в путь, — сказал он, — и были бы очень рады получить от вас какие-нибудь сведения о предстоящей нам дороге. Я хотел бы, чтобы мой сын и Миана могли присутствовать при нашем разговоре.