Капитан сделал движение, чтобы вырвать у нееоружие, но она остановила его словами:
— Если ты шевельнешься, этот кинжал вонзится в мою грудь. Слушай, что я тебе предложу:
отпусти моего брата с его товарищами, и я клянусь тебе бросить кинжал и позволить отвести себя, куда угодно.
Дода колебался. Он попытался захватить врасплох Берту, но девушка была настороже.
— Хорошо! — воскликнул Дода, убедившись, что ему не удастся овладеть девушкой, — если ты сама этого желаешь, вы умрете все!
ГЛАВА XX
НОВЫЙ ДРУГ
Месть Дода. — Последний бой. — Английская
расправа с побежденными.— Рассказ Альжернона. — Встреча с отцом. — Эпилог
С этою угрозою, капитан Дода бросился к Берте, подняв саблю. Андре мгновенно оттолкнул от себя солдат, вырвал у одного из них палаш и
встал впереди сестры. Дода отшатнулся и позвал на помощь солдат.
На мгновение наступило всеобщее смятение.
Крестьяне, до сих пор безучастно смотревшие на происходившее, в ужасе разбежались. Освободившиеся Мали и Миана завладели — один копьем,
другой саблей, и подбежали на помощь к Андре, который, отбиваясь от нападающих, увел Берту в угол комнаты.
Маленькая группа храбро держалась против солдат, начальник которых сражался впереди и поощрял их. Но борьба не могла быть продолжительной, и в исходе ее нельзя было сомневаться.
Наши беглецы, притиснутые к стене, не имели необходимой свободы движения. Пика Мали была переломлена топором, и он защищался обломком.
Миана и Андре были уже ранены, но к счастью легко.
Еще одна минута, и убийство было бы совершено.
Но в это мгновение послышался звук сигнального рожка, призывавший к атаке, а за ним ружейные выстрелы, смешанные с воплями и криками — ура! В ту же минуту один из повстанцев показался на пороге комнаты с криком: — Англичане!— Поднялось невыразимое смятение. Солдаты Дода мгновенно бросились к единственному выходу, спасаясь бегством.
Капитан продолжал сражаться один. Покинутый своими, слыша на улице победные крики врагов, Дода убедился, что все потеряно. Тогда он
оттолкнул Андре ударом сабли наотмашь, выхватил пистолет из-за пояса и выстрелил в упор в Берту. Но Мали успел быстро сильным ударом
палки оттолкнуть дуло пистолета, и пуля, просвистав над головой молодой девушки, глубоко врезалась в стену. В то же мгновение сабля Андре и
копье Мианы глубоко вонзились в грудь капитана,
который выронил из рук свою саблю и, судорожно взмахнув руками, тяжело упал на пол.
Вслед затем сипаи ворвались в комнату. При виде капитана, распростертого у ног наших беглецов, они на мгновение остановились в нерешительности, но потом с поднятыми саблями ринулись на них, принимая их за повстанцев.
Андре бросил оружие и, простирая к ним руки, закричал:
Дода, судорожно взмахнув руками, тяжело упал на пол
еще безбородый, ему было едва двадцать лет и его скорее можно было принять за школьника, чем за начальника отряда, внушавшего ужас инсургентам.
Когда Андре и Берта рассказали ему свои приключения, он, в свою очередь, рассказал им о восстании.
— Я должен сознаться вам в том, — закончил свою речь офицер, — что виною восстания сипаев были сами англичане,— наши постоянные придирки, наши нелепые проповеди, религиозная нетерпимость и несправедливое присвоение королевства Ауда. Затем я должен сказать, что ни один из полков сипаев не убивал ни своих офицеров, ни
их семей и никого из резидентов, что, наоборот,
с самого начала англичане всюду, где сила была на их стороне совершили убийства и массовые казни.
— После взятия Коунпура чтобы отомстить за тысячи пенджабских жертв, Нана-Саиб отдал распоряжение расстреливать всех англичан, кото-
рых можно было захватить.
— Но первый пехотный туземный полк отказался исполнять этот приказ, говоря: — „Мы не убьем генерала Уэллера, который прославил наше
имя ы сын которого был нашим квартирмейстером: мы не хотим убивать других англичан, посадите их лучше в тюрьму".
Нана-Саиб был принужден передать исполнение своего приказа мусульманам. Всюду, даже на поле битвы, даже в пылу боя, даже после три-
дцати тысяч пенджабских трупов сипаи отказывались посягать на своих бывших офицеров.
— А знаете ли вы, чем отплатила Англия за великодушие первого полка?
— Все люди этого полка были убиты до последнего...
Дети так увлеклись рассказом Альжернона, что не заметили, как прибыла в лагерь группа всадников, и один из них, подбегая к Андре, воскликнул:— Это мой сын, мой Андре! — Все произошло так неожиданно, что Андре, очутившийся внезапно в объятиях отца, в страшном волнении мог только
проговорить: — Отец, отец! — и лишился чувств.
Буркьен поднял сына на руки и стал приводить его в чувство.
— А Берта? — спросил отец дрогнувшим голосом, как только сын открыл глаза, —' — Она здесъ! — ответил лейтенант, входя в палатку в сопровождении Берты и заклинателя змей.
Невозможно описать радость, охватившую отца и детей после долгой разлуки. Выслушав короткий рассказ детей, Буркьен с жаром обнял Мали
и Миану и, в свою очередь, рассказал, как он, воспользовавшись замешательством последовавшим за взятием фактории, дотащился до леса и,
с помощью слуг, добрался до ближайшего города.
— Таким образом, мы все спасены— закончил свой рассказ Буркьен, — мы опять все вместе...
Это большое утешение в такое ужасное время, когда вся страна разорена и разорвана на части...
ЭПИЛОГ
Одиннадцать лет спустя после рассказанных событий, в июле 1868 г. я был в Каунпоре. Один из офицеров английского гарнизона показывал
мне развалины замка Битур, разрушенного войсками. Утром, когда мы вернулись с этой прогулки, он предложил мне посетить соседнюю
факторию.
—Фактория Гандапур лучшая в крае,— сказал он мне, — и она должна вас интересовать тем более, что принадлежит вашему соотечественнику,
Буркьену. Примут нас, я уверен, прекрасно, более гостеприимного дома я не знаю, а кроме того, зять хозяина, капитан Альжернон, мой хороший
приятель.
Приняли нас в Гячдапуре, действительно, чрезвычайно ласково. Буркьен, довольный тем, что в гостях у него француз, не отпускал меня несколько
дней. Проведя вдали от родины целых пять лет, я, казалось, нашел отечество в этом уголке Индии. Так познакомился я с героями этого рассказа.
Андре, превратившийся во взрослого красивого молодого человека, управлял возобновленной факторией, в чем помогал ему зять его, капитан Альжернон, оставивший военную -службу и женившийся на Берте Буркьен. Миана, лишившийся своего Ганумана, был назначен приказчиком. Мали
стал совсем Дряхлым стариком и проводил дни на солнце, в разговорах со своей коброй Сапрани, все такой же живой и резвой.
Однажды, когда я разговаривал со стариком, мы увидели Буркьена, бегущего по большой аллее фактории и догонявшего своих внуков, радостный
смех которых наполнял весь сад, их мать, Берта, шла позади, спокойная и веселая.
— Все это дело твоих рук, — сказал я Мали, указывая на эту картину счастья.
Храня молчание, он застенчиво улыбался в свою седую бороду. Потом сказал:
— Я спас их не потоку, что они европейцы.
Я только отблагодарил их за все, что они для меня сделали, когда я был укушен крокодилом.
Ни Нана-Саиб, чи другой царек не освободят Индию от англичан. Национальным героем станет тот, кому будут близки и понятны нужды индусского земледельца. Индия должна стать свободной!