— Селим, — прошептала она сквозь подступившие слезы. — Я чувствую его. В воздухе витает его голос, он живет в наших любящих сердцах.
Селим протянул руку и сжал ее ладонь.
— Да, я уверен в этом. У каждого человека остается след на земле, отпечаток в душах тех, кто его знал при жизни, и передает в поколения память о нем. Пошли, я куплю нам мороженое, — потянул Селим девушку к киоску с прохладным лакомством. — А то ты такая печальная сейчас, не могу смотреть.
Люция всегда страдала по усопшим людям, сожалея о неизбежности конца живого на земле.
И сейчас, сидя на скамье в тени высоких кипарисов и каштанов, молодой мужчина радовался, созерцая свою спутницу, с таким наслаждением поедающую “холодную ваниль”. Никогда не задумывался, что банальный десерт может навевать настолько пошлые мысли.
— Будь тут, я отлучусь на минуту, — и резко сорвавшись с места, побежал к торговым павильонам. Люция даже не поняла, что за маневр произошел, но, лишь пожав плечами, продолжала слизывать сливочную пенку.
***
По переулкам бродит лето,
Солнце льется прямо с крыш.
В потоке солнечного света
Вот ты на лавочке сидишь….
И я иду к тебе навстречу,
И я несу тебе цветы,
Как единственной на свете
Королеве красоты…
— напевал Селим песню Магомаева, изменив одну фразу, подходя танцующей походкой к Люции с букетом цветов.
— Селим! Ох, ничего себе! Ты умеешь петь, да еще и “королеву красоты”, я сражена, — ее глаза светились изумлением. — И букет цветов.
— Держи, моя королева гёзелик, — он вложил их в ее ладони.
— Эустомы?! — восхищенно спросила Люция.
— Да фик их знает, сказал: мне самые необычные дайте. Вот эти и купил, — пожал плечами даритель букета.
— Это они, альпийские розы.
Букет, состоящий из белых, нежно-розовых и лиловых бутонов, как нельзя точнее подходил этой красивой и естественной девушке, тонко отражая ее натуру. Она не могла не растрогаться на его жест и музыкальное сопровождение вконец выбило из колеи. Люция смущенно подняла свой взгляд, утонув в его омутах глаз цвета корицы. Селим протянул ладонь и коснулся большим пальцем верхней губы спутницы, стирая ванильную пенку, задержался на уголке губ. Люция трепетно замерла, боясь разрушить таинство мгновения, ожидая, что последует дальше, и оно последовало. Палец заменил на губы. Поначалу так легко коснувшиеся, словно ветерок, ласково, прерывисто, но осмелев превратился в шторм. Они сидели в парке, мимо проходили люди, но их мир сосредоточился только друг на друге. Целовались неистово, как будто пили живительный источник и не могли утолить им свою жажду. Он еле оторвался от ее уст. Держа ладонями лицо, припал лбом, с трудом переводил дыхание.
— Я сейчас сойду с ума. Прям здесь тебя тр*…, - прорычал желание.
На что Люция лишь покорно вздохнула:
— Ох…
Опустил ладони ниже на шею, провел по плечам, рукам, спустившись к пальцам, переплел с своими, захватив в плен.
— Да что же ты со мною творишь?! — искал ответ в ее глазах перебегая с одного к другому. — Моя выдержка дает трещину прямо на этом месте и никакие выстроенные годами правила не помогут. Ты это понимаешь?
Люция не выдержав его давящей ауры, отвела взгляд, тяжело выдохнула:
— Я тоже живая, не забывай.
Отпустив ее ладони, сел, откинувшись на спинку скамьи и, откинув голову на бортик, смежил веки. Спустя минуту, открыл глаза и посмотрел вполне таким ясным взглядом.
— Пойдешь в подземные бани?
— В бани? Сейчас?
— Да! Там не так жарко, как здесь.
— Но у меня с собою никаких банных принадлежностей.
— Все можно взять в прокат.
Конечно, Люцию распирало от любопытства и она как и любой русский человек любила парилку. Но когда они добрели до этого древнего строения в виде купола и подземных ванн Люция поняла, что Селим ее разыграл.
— Ты издевался, да?! Здесь культурный памятник и они не действуют! — шлепнула она его по плечу со злости.
На входе висела табличка с графиком для туристических экскурсий на трех языках.
— Не дерись! Зайдем внутрь и ты помечтаешь хотя бы, позавидуешь моим предкам, ее посещавших, и порадуешься, что ты сейчас жива, а их таких счастливых, познавших ее, нет.