Сыновья повиновались, синхронно выйдя их кухни. Люция засуетилась с уборкой посуды. Именно сегодня хотелось трусливо сбежать, не смотреть в глаза этой доброй мудрой женщине. Еще страшнее видеть глаза Али.
— Люция, доброе утро, — заботливо произнесла хозяйка дома. — Выспалась перед поездкой?
Девушка порадовалась постановке вопроса в единственном лице.
— Да, все хорошо.
Не скажешь же о том, что заснули они ближе к утру.
— Я купила кое-что тебе в дорогу и небольшие подарки.
— Ой, что вы, и так меня принимали как родню, в заботе и комфорте.
Женщина махнула рукой, призывая не спорить.
— Сядь-ка, поговорим.
Гостья повиновалась.
— Девочка моя, я очень к тебе привязалась, ты мне нравишься, да и Али тебя принял. Он конечно сбежал с завтрака, но его чувства понять можно. И прошу тебя, не делай сыну больно. Если не готова принять его чувства, скажи в ближайшее время. Пока он не привык. Пойми меня как мать.
Люция подумала о том, что Селим возможно и сам не захочет продолжения отношений, но материнское сердце ранимей всех остальных.
— Я обещаю, — крепко пожала ладони своей визави*.
Прощание с временным домом и его жильцами вышло радостным и грустным одновременно. С одной стороны они радовались событию приезда и очарованы гостьей, с другой всем не хотелось прощаться и отпускать ее.
— Люц, ты мне как сестра. — Сулейман крепко сжал в объятиях девушку, не желая расставаться.
На что старший брат смотрел, еле сдерживаясь, чтобы не оттащить хитреца.
— Буду скучать по нашим пикировкам и твоим побоям.
На что оба обнимающихся закатили глаза в притворном ужасе. Селим рассмеялся.
— Помни, что я обещал.
— Да, да, что вытуришь меня из моего же дома.
— Ну вот и договорились. И Анне привет от меня, и смотри не слопай в пути пахлаву с лукумом, что я ей передал.
— Не бойся, оставлю я этой студентке ваших сладостей.
Погрузив в багажник кроссовера чемодан и пакеты, тронулись в сторону вокзала. Люция послала воздушный поцелуй домочадцам, в последний раз оглядывая живую изгородь из сплетенных лоз винограда, обильно разросшихся за период ее пребывания. В душе она не только хотела вернуться, но и чувствовала, что еще увидит этот двор. Но не скоро.
Пакуя чемоданы,
забудь что — ни будь,
чтобы вернуться.
визави* (фр. vis-à-vis — «лицом к лицу») — означает напротив, собеседник.
Глава 21
Сагол*
Люция.
Мое маленькое путешествие закончилось. Всего каких-то три недели, а ощущение, что я здесь пробыла три месяца. Когда только собиралась в поездку, планировала немного раскрасить свой быт, расширить географические горизонты и дать жизнь новой красочной статье в журнале. И никак не думала, что Сумгаит украдет мое сердце. Нет, оно не разбилось о скалы, не утонуло в “армуду”, не растеклось на сцене в виде невольницы Будур, оно просто не знало, как дальше без всего этого жить. То, что начиналось как милое приключение, флирт в сети теперь имело форму: точку на карте, четкие контуры и красивое имя: Селим.
При прощании он мало говорил, лишь не мигая смотрел в мое лицо, как бы запоминая его черты, каждую родинку и шрам. Я не искрила юмором, не пестрила бессмысленными словами, просто наслаждалась последними часами перед расставанием и неизвестностью. Я знаю, он ждал и надеялся, что я задержусь дольше, продлю свою визу, а потом мы вместе решим, как нам жить дальше. Но я не могла остаться. Между нами пролегала не только пропасть из тысячи километров, моей работы, семьи и вероисповедании.
Честно, я пребывала в растерянности. То, что произошло с нами, было фантастическим. И в тоже время пугающим. И сейчас банально требовалось время. Время осмыслить наличие нас друг у друга.
— Люц, — Селим стоял у капота своего кроссовера, расставив ноги и держа меня зажатой между ними. — Я не хочу тебя отпускать, боюсь что больше не увижу, если сейчас выпущу из объятий.
Я так боялась расплакаться и поджимала губы, запирая слезные каналы.
— Селим, мы сейчас ничего не решим, даже если я, утратив разум, останусь. Не говоря ничего, он теснее притянул к себе, максимально вжимая и расплющивая мою грудь о свое тело, уткнувшись в волосы, вдыхал аромат.
— Если ты вдруг забеременеешь, прошу тебя, сообщи.
Я припала к его бьющейся жилке на шее губами, запоминая вкус кожи, чтобы после одинокими ночами грезить о большем.
— Обещаю.
Селим.
Невозможная женщина. Такая нереальная и желанная. Близкая и одновременно далекая. Независимая и покорная разом. Думал, что проведу незабываемые каникулы, наполненные сексом, да и какой здоровый молодой мужик не пожелает ее, без обязательств, по обоюдному желанию, а взял и влюбился. А как можно не полюбить эту колдовскую синеву в глазах и медовые уста, шелк ее пшеничных волос. А ее характер ни на минуту не оставлял равнодушным, своим романтизмом бередя струны моей души. Оказывается, любить — это больно. Хотя до невозможности хорошо. Россия лишь одолжила ее мне на время и теперь забирала навсегда. Я чувствовал это.