Весь прошедший месяц Виктор искал встречи с Алиной. Он не однажды проходил мимо «Китайской стены», но так ни разу не встретил Алину. Так памятен был ее взгляд, медно-желтый цвет ее лица, мягкое, поощряющее прикосновение пальцев, холодные губы, до которых он только слегка дотронулся, ее голос, походка.
Он любил бродить и почти каждый вечер уходил по дороге за город. Дорога шла вначале на небольшой взгорок, затем тянулась по равнине средь озер и речушек, ровная и возвышающаяся над тундрой. Немало трудов и сил потрачено было на то, чтобы поднять дорогу на двухметровую высоту.
Здесь, вдали от города, на пустынной, тихой дороге, он чувствовал себя легко. Так действовали на него неоглядные дали тундры, затянутые чистой легкой синью.
Жизнь была не слишком добра к Виктору. Семь лет назад он закончил институт, женился, проработал на материке три года, а затем товарищ по институту сманил его на Север. Он не жалел, что приехал сюда, здесь было интереснее, труднее. Они оставили с женой трехлетнюю дочь на материке, у матери жены, и, может быть, это было их общей ошибкой. Жена частенько возвращалась домой поздно вечером, навеселе, а объясняла это тем, что была или на дне рождения, или на новоселье у кого-то, всякий раз придумывая и причину застолья, и место. Она давно разлюбила. Когда жена возвращалась поздно домой, то всегда бывала обходительной, внимательной, старалась угодить ему во всем. Но на самом-то деле всем существом своим она была с другим, от которого только вернулась, а эта угодливость была маскировкой, слабой попыткой сохранить, удержать на прежнем уровне отношения. Позже, когда все это открылось, она не стыдилась своего образа жизни. «Что у меня еще в жизни, кроме этого? — спросила она и ответила: — Ничего». Забота о дочери выражалась в одном: нужно было вовремя отправить на материк сто рублей. Мир был за каменной стеной лени и невежества. В доме не было ни книг, ни журналов. Веселье и радость составляли застолья и случайные связи. Она уехала на материк без сожаления.
В чем был виноват он? В том, что не открыл жене иные ценности в жизни, кроме тех, что были легко доступны. В том, что не привил жене честность, гордость. Они были не дети, они встретились в то время, когда учились в институтах: он в инженерно-строительном, она в экономическом.
Почему же он сам себя не упрекает? Ведь его поступки почти ничем не отличались от ее поступков. Нет, это неправда, себя он осудил, и многое никогда себе не простит. Не простит того, что по его вине осталась дочь без отца, что менее всего думал о ребенке.
Как слаб человек, и как сильны его пороки! Он боролся с ними, своими пороками, и чтобы победить их, ему нужен был помощник.
В ходьбе хорошо думалось. Ему все больше и больше стало казаться, что Алина — тот человек, который, возможно, ему нужен. В размышлениях об этом в нем вырос и развился образ Алины как очень порядочной, искренней девушки. Ему нужно было убедиться в этом, и он искал новой встречи с девушкой.
После прогулки он проделывал несколько физических упражнений, тело наполнялось упругостью, приходило ощущение здоровья и силы. А затем душ.
Ему нравилась эта размеренная и чистая жизнь…
Лето было сухим, жарким. Комары и гнус не давали житья. Городок изнемогал от пыли, гари машин. Политые улицы освежались на короткое время. Трава пожухла и мягко шелестела на ветру.
В одно из воскресений Виктор забрел в городской Дом культуры на танцы. То ли молодость вспомнилась, когда он солдатом частенько ходил в увольнения на танцы в городской парк, то ли его бессознательно тянуло на поиск Алины?
Стояли белые ночи, и потому в танцевальном зале светло. Пахло табаком — ребята украдкой курили, — духами и потом. Оркестр играл громко, весело. На танцах в основном юнцы, сегодняшние и вчерашние десятиклассники. В танцах девушки обнимали партнеров за шею, клали им на грудь коротко стриженные головки, целовались, не стесняясь и не прячась, даже с неким вызовом. По углам, в обнимку, стояли парни в джинсах, кожаных курточках и, казалось, никого не уважали и не признавали.
Ему стало неловко, что он здесь, среди зеленых юнцов. Он не пробыл на танцах и часа — устал от этой неловкости, раздражавшей его пошлости.
На улице было сухо и ветрено. Небо напоминало плохо выбеленный, с синими потеками холст. Солнце висело у горизонта, хотя была уже ночь. Домой идти не хотелось. Он прошел старую часть города, по-солдатски отбивая шаг на деревянных тротуарах, вспоминая, угадывая улицу, но которой всего месяц с небольшим, в снегопад, бродил с Алиной.