— Привет, — Лариса подсела к столу.
— Привет…
Шурочка была порозовевшей и покойной.
— Спровадила?
— Кого?
— Ну того, седого и такого представительного?
— А разве он меня провожал?
— Он. Возле кафе какая-то драчка была, пацаны, как всегда, что-то не поделили, а ты как орлица… Он их расшвырял, а так бы тебе…
— А ты где была?
— Следом шла. Потом этот поскользнулся и ногу подвернул, а ты помогала ему тащиться.
— А ты-то?..
— А чего я? Твои кавалеры, ты их и таскай.
Она была мертвецки бледной. Смахнув со лба легкую испарину, Лариса жестко, требовательно приказала:
— Иди и вышвырни его из комнаты, чтобы духу его не было. Он попал сюда, потому что мне пригрезился другой.
Шурочка встала, одернула халат и направилась к двери.
— Меньше пить надо, — сказала она беззлобно.
— Шурка!.. — трахнув кулаком по столу так, что звякнула посуда, крикнула Лариса.
Шурочка выпорхнула за дверь и вскоре в другом конце длинного коридора общежития послышался ее визгливый, сердитый голос, она кого-то ругала взахлеб, с азартом, точно гончая с лаем гнала по кустам зайца.
— Ну, — спросила Лариса, когда вошла Шурочка.
— Бедный, так боялся за свою репутацию, что стал заикаться.
— Ты бы покультурней.
— Господи, сама сказала же. — Шурочка надула губы.
Они пили чай и раскраснелись, раздобрели, размягчились, понежнели друг к другу.
— Почему мы такие глупые, что все время мечтаем по мужчине с большой буквы? А таких, может, и нет, может, такие давно вымерли или вымерзли. А мы мечтаем. Хотя, если мечтаем, то они должны быть. Мы на Север за ними мчимся, а их тут нет. Может, над нами кто-то подшучивает, а мы, дурочки, верим и ждем? Или без хорошего, хотя бы в мечтах, без этих ненаписанных «Стихов о Прекрасном Мужчине» нам нельзя?
— Ой, Ларисонька, миленькая, как я люблю тебя, когда ты такая! — Шурочка заплакала, зашмыгала носом.
Она осталась верна тому, кого, может быть, и нет на свете, хотя он есть, но, возможно, это вовсе не он. Ей так теперь стало тяжело побеждать ту, другую, что была в ней и которой она рано или поздно уступит.
Лариса вышла из дому за час до начала работы и пошла кружным путем. На юге небо сине-фиолетовое — там догорал вечерний закат. Дул северян, по земле тянулась хвостатая поземка, воздух густ, плотен от видимой снежной пыли. Лариса свернула с широкой улицы к зданию конторы морского порта, прошла мимо парадного входа, сразу скользнула за угол здания и остановилась у большого, ярко освещенного окна. Стекла в окне слегка замерзшие, но Лариса увидела мужчину, сидевшего за столом над какими-то бумагами. У него было круглое лицо, соломенные волосы, это был тот человек, газетный портрет которого она вчера порвала.
— Враг! Враг! — зашептала она и почти побежала прочь, по ее щекам текли слезы…
Прощание со стойбищем
Сегодня выдался хороший день. С утра слегка подморозило, а иней, покрывший ночью вершины сопок, не тает. Небо почти безоблачное, но там, у горизонта, где находится море, появились тучи.
Старый бригадир Аканто, приземистый, седоголовый, стоит на холме, посматривает в сторону туч и гадает: дождь будет или снег? Если морозец простоит до вечера — выпадет снег, если нет — будет дождь.
Далеко по перевалу в сторону севера уходят два вездехода. Гул их моторов, раскатистый, резкий, еще хорошо слышен на холме. Аканто старается не смотреть на вездеходы.
Постепенно гул начинает стихать: это машины перевалили через вершину.
Старый бригадир медленно ходит по вершине холма. Площадка большая, хорошо утоптанная, на ней нет ни кочек, ни ямок, ни травы. Многие годы здесь летом стояли яранги его, Аканто, бригады. Еще сегодня ранним утром была здесь последняя яранга, но теперь и ее нет. Ее разобрали, сложили вместе с домашней утварью в вездеходы и отправили на новое место.
Гул машин стал уже совсем неразличимым. Аканто остановился, снял малахай и прислушался. Только легкий треск доносился с севера, точно там кто-то осторожно ломал кустарник.
Через несколько минут и треск прекратился, стало совсем тихо. Наверно, вездеходы спустились с перевала и зашли за небольшую сопку.
Аканто надел малахай и опять стал ходить по площадке. У места, где недавно стояла яранга, он замедлил шаг. Здесь лежал дерн, валялись камни, которыми приваливали снизу рэтэм, даже зола от костра еще сохранилась. Ветер был несильным и потому не успел развеять ее по тундре.
«Совсем недавно, — подумал старик, — на этом месте горел костер, варилось мясо, сушилась пастушеская одежда, сидели и пили чай мужчины, суетились женщины, а теперь вот осталась одна зола». Аканто тяжело вздохнул и стал смотреть вдаль.