Но как только вы достигаете примерно середины побережья Эквадора, картина резко меняется: густые девственные леса, пышная буйная растительность, широкие темные реки. Здесь течение поворачивает на запад и уже не в состоянии лишить сушу положенных ей тропических дождей. Когда низвергаются ливни и переполненные водоемы выходят из берегов, бурные потоки выдирают из болотистой почвы кусты, деревья, огромные пни. Стремительное течение подхватывает их и выносит в океан. При попутном ветре они попадают в волны Перуанского течения, которое обеспечивает им дальнейшее морское путешествие. И может случиться, что дерево, куст или выворотень будут выброшены на берег Галапагосских островов. Много недель бродили мы по жарким и сырым лесам, забирались в безлюдные районы, разбивали лагерь на берегу журчащих потоков. Нам хотелось посмотреть на животных джунглей и поразмышлять, какие из них имели шансы перенести длительное морское путешествие на Галапагосы. С цветка на цветок перепархивали сказочные колибри, взмывали вверх, скрываясь в кронах деревьев, красочные туканы, на толстых ветвях меланхолично висели набившие животы ленивцы. Много раз нам встречались еноты кинкажу, броненосцы и гигантские родичи обыкновенного удава Boa constrictor. Но ни одно из этих созданий не выдержало бы трех-четырехнедельного океанского путешествия под палящими лучами солнца. А вот почти двухметровые игуаны из этих лесов перенесли принудительную эмиграцию. Их изменившиеся потомки живут на зачарованных островах. Но если на материке они были ползающими в густой кроне деревьев потребителями листьев, то на Галапагосах, повинуясь необходимости и обстоятельствам, совершенно изменили свой образ жизни. Переезд через море мог удасться и другим достаточно выносливым животным, способным пережить недели голодовки, отказаться от привычной пресной воды и обойтись без тени, которая защищает от немилосердного солнца. Путешествие по морским волнам было, наверняка, крайне тяжелым испытанием для обитателей сумрачного дождевого леса. Выдержали его, конечно, единицы, хотя пускались тысячи. Но случай повторить попытку представлялся снова и снова. Наводнение валило и выносило в море деревья, на которых сидели пресмыкающиеся. Окажись здесь какая-нибудь мелкая птаха, и она могла бы найти необходимую пищу среди ветвей плавучего островка. На спасительный плот опускались и уже не покидали его до тех пор, пока он не пристанет к суше, и те птицы, которых штормовым ветром относило на запад. Умеющие плавать наземные животные, возможно, находили на дрейфующих обломках семена, плоды, личинок и прочее, чем можно было подкормиться. В одной из глубоких трещин в качающемся на соленых волнах лесном гиганте могло даже сохраниться немного пресной воды. Конечно, крупное млекопитающее было обречено на смерть от голода и жажды, поэтому ни одному ягуару или какому иному хищному зверю не посчастливилось добраться до далеких островов. Бакланы же, альбатросы, фрегаты и другие птицы, способные к дальним полетам, нашли Галапагосы сами.
Когда я брился на борту "Одина", за мной наблюдали удивительно доверчивые олуши. Каждое утро этот почетный караул появлялся на своем обычном месте.
Доверчивые олуши
По-видимому, Перуанское течение и сейчас еще "увозит" некоторых животных от материка к Галапагосам. Ведь в условиях, благодаря которым возможны такие случайности, ничего не изменилось. Разумеется, увидеть столь редкое событие собственными глазами почти невероятно.
Наше путешествие на Галапагосы началось тоже в Эквадоре. Мы погрузились на корабль в Гуаякиле, самом большом морском порту Эквадора, расположенном близ экватора. "Сан-Кристобаль" был маленьким, уже несколько потрепанным, но чистеньким грузовым судном, которое прежде служило десантным ботом американского тихоокеанского флота. Мы вышли в море примерно в полночь, когда кончался прилив. Пассажиров на борту было немного: 30 поселенцев с Галапагосских островов, возвращавшихся домой после поездки в Эквадор, 15 туристов и мы. Тем не менее теснота на корабле была ужасная. Наша экспедиция в составе четырех человек помещалась в крошечной каюте, такой тесной, что повернуться негде. Громоздкое оборудование мы разместили, правда с трудом, в трюме, а дорогую и чувствительную кино-, фото- и звукозаписывающую аппаратуру пришлось хранить у себя в каюте.