На берегу реки Брисбен расположен ботанический сад. В нем представлено много видов различных деревьев, кустарников, травянистых растений, цветов. Но все же он, как мне кажется, уступает сиднейскому ботаническому саду.
К обеду я возвратился в гостиницу. Проходя по коридору, услышал русскую речь. Это разговаривали горничные — две пожилые женщины и одна молодая. Они наперебой стали рассказывать мне о себе. Всех их судьба забросила сюда после войны. Английский язык они знают плохо и лучшую работу найти не могут. Молодая женщина на ломаном русском языке с жаром стала просить меня помочь ей вернуться на родину в Югославию. Я посоветовал ей поехать в Сидней и обратиться в югославское консульство.
Тяжело было видеть этих обездоленных людей, заброшенных в далекую и чужую для них страну.
Утром мне предстояло отъехать на 100–120 километров северо-восточнее Брисбена и познакомиться с работой двух молочных ферм: производящей молоко для снабжения города в цельном виде и перерабатывающей молоко на масло и сыр. Мне обещали также показать несколько ферм, на которых выращиваются ананасы, табак, овощи, апельсины.
В восемь часов утра мой новый спутник, правительственный служащий, ботаник, был уже у меня. Пока движение было небольшое, и нам удалось быстро выбраться за город. Хорошая асфальтированная дорога углубилась в горы, покрытые лесом. Во многих местах стеной стоят гигантские эвкалипты, а под ними растет непроходимый кустарник. Это тропические леса горного хребта Ачвилар. Горы здесь поднимаются всего на 900—1000 метров над уровнем моря. По пути попадаются небольшие лесопильные заводы. Иногда проезжаем и мимо мертвого леса. Уныло торчат огромные мертвые деревья. Некоторые из них уже свалились. Фермеры, имеющие специальные машины, корчуют лес. Некоторые фирмы берут подряды на очистку земли от леса. Очистить гектар земли от не очень крупного и густого леса стоит 130–140 фунтов стерлингов.
На очищенных участках пышным ковром зеленеют пастбища. Чтобы пастбище было хорошим, землю перепахивают и засевают или окультивированным белым клевером, или так называемым подземным клевером. Посеянный один раз, он, подобно земляному ореху, прячет свои семена в землю и засыхает. Как только наступает период дождей, семена прорастают и дают новый густой травяной покров. Но и в засохшем состоянии травостой охотно поедается любым скотом, особенно овцами.
На таких пастбищах пасутся серые джерзейские коровы. Их здесь довольно много. Все они безрогие: в трехнедельном возрасте специальным электрическим прибором телятам прижигают места, где должны вырасти рога. Так что эти коровы не бодаются. Джерзейские коровы приобрели мировую славу. В их молоке содержится почти в два раза больше жиров, чем в молоке коров других пород. Такая корова дает около 150 килограммов молочного жира в год. Поэтому в районах, где вырабатывают масло, фермеры, как правило, держат коров этой породы. Ближе к крупным городам больше предъявляется спрос на цельное молоко. Процент жира в молоке здесь не играет столь большой роли. Вот почему здесь держат коров-метисов — молочных шортгорнов и джерзеев. Они дают в полтора раза больше молока, чем джерзеи, но жира в нем меньше. Однако для молока, потребляемого в цельном виде, этого количества достаточно.
Коровы джерзейской породы на искусственном пастбище
Цельномолочная зона простирается в радиусе около 90—100 километров от города. Здесь насчитывается примерно 500 молочных ферм. Затем тянется зона производства масла и сыра. Еще дальше к западу, где начинаются более засушливые степные районы, молочные фермы постепенно уступают место овцеводческо-зерновым и мясным скотоводческим хозяйствам. Молочные фермы здесь в основном небольшие, насчитывающие 20–50 дойных коров. Такую ферму обычно обслуживает один человек, — как правило, владелец фермы.
Мистер Эверест предложил посетить молочную ферму, сбывающую молоко в цельном виде в Брисбен.
И вот мы на ферме. На горке стоит одноэтажный, приземистый дом под черепичной крышей. Возле него расположены надворные постройки: навес для механической дойки коров, помещение для приема и охлаждения молока, склад для концентрированных кормов и т. д. Владелец фермы, мистер Брайс, высокий худощавый человек лет около сорока пяти, встретил нас довольно приветливо.
Мистер Брайс рассказал, что он владеет 80 гектарами земли. Вся она засеяна белым клевером и райграсом и используется в качестве пастбищ. Проволочной изгородью пастбища разделены на двадцать один участок — паддок. В каждом из них коровы пасутся только один день, а затем их переводят на другой участок. Через 21 день трава в паддоке вырастает, и там опять может пастись скот. На пастбище вырыты колодцы, возле них установлены насосы, которые нагнетают воду по трубам. При помощи таких труб пастбища орошаются в сухую погоду. Земли удобряются суперфосфатом, навозной жижей. Сорняки систематически выпалываются. Высокоудойным коровам кроме пастбищного корма на ферме выдается молотое зерно и жмых.
На ферме имеется 120 коров, 40 нетелей и телок и бык. В доильном помещении за 2,5 часа один человек выдаивает 120 коров. Коровы-метисы дают в среднем за год три тысячи литров молока, в котором содержится около 4,5 % жира. Кроме мистера Брайса на ферме работает его четырнадцатилетний сын. Дойка коров механизирована, но приходится поддаивать и руками.
Молоко с фермы забирает одна из фирм по 3,5 шиллинга за галлон, а продает потребителю более чем в два раза дороже.
Фермер имеет всего 5–7 % годового дохода на вложенный капитал. Это почти столько же, сколько владелец мог бы выручить, продав ферму и вложив деньги в банк. Но любовь к своему делу заставляет его трудиться. Прощаясь, мистер Брайс сказал нам, что когда подрастет его сын и он скопит денег, то обязательно поедет посмотреть, как поставлено молочное хозяйство в Советском Союзе.
Снова мчимся на запад. Кое-где по обочинам дороги встречаются склады огромных эвкалиптовых бревен. В Австралии строительного леса не так много, а потребности в нем все возрастают. В долинах раскинулись светло-зеленые плантации бананов, сахарного тростника и сизоватые плантации ананасов. Возле дороги частенько встречаются небольшие деревья, густо увешанные крупными оранжевыми апельсинами. И в то же самое время на ветках много розоватых, как бы восковых цветов. А на лимонных деревьях наряду с крупными желтыми спелыми плодами с веток свешиваются маленькие темно-зеленые, которым зреть, вероятно, не меньше полугода, и даже еще начинают распускаться цветы.
В небольшом городке я попросил остановиться у сыроваренного завода. Моей программой посещение этого завода не предусматривалось, и поэтому мистер Эверест пошел искать владельца или директора, чтобы спросить разрешение. Вскоре он вернулся и сообщил, что директор охотно нас примет.
Завод принадлежит кооперативу фермеров. Обычно такой кооператив объединяет 300–400 фермеров. На его заводах молоко перерабатывается в сыр и масло. Кроме того, эти заводы снабжают фермеров машинами, кормами и т. д. Очевидно, такая форма организации помогает избежать зависимости от миддлмэна.
Завод, который мы посетили, небольшой, за смену он перерабатывает 25–30 тонн молока, но оборудован хорошо. Директор ведет нас в цеха. В специальном отделении молоко принимают, в другом отделении пастеризуют и охлаждают, в следующем — при помощи сычужного порошка из молока выделяют казеин. Сычужный порошок приготовляется из высушенного желудка маленьких (не более чем трехнедельных) телят. Незначительного количества этого порошка достаточно, чтобы молоко свернулось, но не скисло. Из такого свернувшегося молока выделяют казеин для изготовления разных сортов сыра. В зале установлены большие зубчатые барабаны, медленно вращающиеся в длинных чанах. Они дробят и обезвоживают казеин.
Сыр созревает и хранится в складе-холодильнике. Стеллажи, подобные огромным пчелиным сотам, заставлены бесчисленным количеством головок сыра. На килограмм сыра в среднем идет 10 килограммов молока с жирностью 4,5 %.