Замечаю директору станции, что, как мне кажется, было бы целесообразно внедрить еще один метод борьбы с эрозией: посадки лесных полос. У нас они широко применяются, и это дает хорошие результаты. Он соглашается со мной, но говорит, что этому способу они не уделяют достаточного внимания. Затем директор станции ведет нас к питомнику трав, которые здесь испытываются и лучшие из них рекомендуются. Далее он показал весьма оригинальные устройства, сооруженные из бетона, и приспособления, сделанные из жести, измеряющие количество стекаемой воды с поверхности земли, скорость движения сносимой земли во время дождей.
Устройства для измерения количества воды, стекаемой [4] с поверхности земли, и скорости движения земли, сносимой во время дождей
Наш осмотр затянулся; вижу, что мои провожатые поглядывают на часы, как бы намекая, что наступает время ленча. Прекращаю свои расспросы, и мы уезжаем на усадьбу станции. Здесь меня снабдили брошюрами по борьбе с эрозией. Прощаемся и уезжаем в Гонедан.
По дороге мистер Рели рассказывает, что район Гонедан считается одним из наиболее плодородных. Урожай здесь обычно значительно выше, чем в среднем по Австралии. Он вынимает свой блокнот и говорит, что в рекордном по урожайности 1948 году в Австралии было засеяно 5552 тысячи гектаров под пшеницу и собрано 8122 тысячи тонн зерна. Но это немногим больше четырнадцати центнеров с гектара. В прошлом году в Австралии собрано 7215 тысяч тонн зерна. Средний урожай составил всего около двенадцати центнеров с гектара. А ведь часть посевов была произведена на орошаемых землях, где урожай в несколько раз выше. «Главная причина низких урожаев пшеницы, — говорит Рели, — недостаток влаги».
Но это не совсем так. В районе Гонедан выпадает 540 миллиметров осадков, столько же, сколько выпадает в Подмосковье. Правда, испарение здесь гораздо больше, но все же во многих районах южной Украины, Северного Кавказа, Казахстана колхозы и совхозы получают хорошие урожаи даже при 300 миллиметрах осадков и меньше. Мистер Рели рассказывает, что большие неприятности посевам приносят некоторые очень злостные сорняки, особенно хондрила и овсюг. Если со многими сорняками борются при помощи гербицидов, то для этих двух видов сорняков гербицидов пока нет. Чтобы уничтожить эти сорняки, раз в три года землю пускают под черный пар. Конечно, в Австралии, где еще остаются огромные пространства неосвоенных и вполне пригодных для распашки земель, такую роскошь позволить можно.
Утром, еще раз поблагодарив гонеданских провожатых, тепло прощаюсь с ними и улетаю в Сидней.
НА ФАБРИКЕ ЯИЦ И ПТИЧЬЕГО МЯСА
Программой в тот же день было предусмотрено посещение птицеводческих ферм. Большинство их расположено в прибрежных гористых местах, покрытых лесом.
Сразу за городом вдоль шоссе тянутся небольшие фермы, на которых выращиваются овощи, апельсины, лимоны и другие фрукты. Тут же, прямо у дороги, на лотках выставлено все это богатство. Фермы сменяются белесым эвкалиптовым лесом. Кое-где он вырублен, и крутые холмы покрыты зеленым ковром клевера и райграса. На этих искусственных пастбищах мирно пасутся джерзейки. Обычно в загоне их содержится 20–30 штук. Здесь, в горах, выпадает много дождей, и вода, стекая с бугров в овраги, образует многочисленные живописные ручьи и небольшие речки.
Вот, наконец, и небольшая черная вывеска: «Команела» — это и есть ферма, которую нам предстоит посетить.
Мой провожатый из департамента земледелия был несколько удивлен, не встретив во дворе хозяина. Спустя некоторое время на пороге появился толстый, с заплывшими маленькими глазками владелец фермы — мистер Вальш. Едва поздоровавшись со мной, очевидно, уверенный в том, что я не понимаю английского языка, он буркнул: «Я буду показывать этому красному, а он приедет к себе и, может быть, сбросит на меня бомбу».
Мистер Рели тщетно делает ему знаки, чтобы он замолчал, но тот не унимается. Наконец он повернулся и ушел. Смущенный мистер Рели объясняет, что, когда договаривались с мистером Вальшем о посещении его фермы, ему сообщили, что приедет стипендиат ЮНЕСКО, ученый, и не сказали, что русский. Он обрадовался, решив, что приедет американец, а позже каким-то образом узнал, что стипендиат ЮНЕСКО — русский. Вот он и рассвирепел. Я говорю, что в таком случае не стану смотреть ферму, но мистер Рели убеждает меня не обращать внимания на мистера Вальша и самим посмотреть его очень интересную ферму. На ней выращивают племенных цыплят, и другой такой фермы вблизи нет. Жаль потерянного времени, поэтому решаю остаться. Это первый случай такого враждебного ко мне, русскому, отношения.
Птичник
В небольшой долине, среди эвкалиптового леса построено десять птичников; в каждом из них — тысячи проволочных клеток. В каждой клетке помещены две курицы — темно-вишневая и белая. Первые — это австралопы — мясная порода; вторые — леггорны — яйценосная порода. Вдоль клеток тянутся желобки с кормом — дертью, состоящей из размолотого зерна, морских ракушек, люцерновой муки. Все эти корма доставляются на ферму и здесь на небольшой молотковой мельнице размалываются и из них составляются различные кормовые смеси. Над кормушкой но маленькому желобку тоненькой струйкой течет вода. Проволочный пол клеток немного наклонен, и снесенные яйца выкатываются наружу. Собирают яйца дважды в день.
Около двадцати тысяч кур находится в этих клетках. Верхняя часть клюва у кур обрезана. Это делается для того, чтобы цыплята не лакомились своими же братьями и сестрами. На воле этого не бывает, а вот у цыплят, содержащихся в закрытых помещениях, такие дурные навыки «каннибализма» нередко проявляются. Даже взрослые куры, находясь в клетках, ухитряются расклевывать и выпивать собственные яйца. И вот в трехнедельном возрасте цыплятам специальной машинкой делают эту операцию. Проходит она безболезненно.
В среднем каждая курица за год несет 200–210 яиц. Нестись они начинают в шесть месяцев, а в полтора года их убивают на мясо. Держать их дольше считают невыгодным: в следующем году они дадут уже на 30 % меньше яиц, а их мясо становится жестким.
В большом дощатом сарае помещается около пяти тысяч цыплят. Таких сараев четыре. Каждый из них внутри разделен несколькими перегородками. На полу стоят длинные корыта, в них медленно вращается винтовой вал, передвигающий корм из находящегося у входа большого ковша по корытам. Здесь же расположены автоматические поилки; имеются специальные электрические устройства для обогрева цыплят во время дождя и при похолодании.
Инкубаторий напоминает большой склад, в котором установлены ряды огромных шкафов-инкубаторов. Яйца в них переворачиваются автоматически. Здесь идеальная чистота и прохладный воздух. Температура тщательно регулируется; мощные вентиляторы все время обменивают воздух.
Тысячи желтых комочков пищат, бегают, клюют корм в специальном отделении цыплятника — питомнике-яслях. Здесь они находятся одиннадцать первых дней, а затем их переводят в сарай-цыплятник. Это племенные цыплята. В однодневном возрасте они уже продаются по 3 шиллинга (30 копеек), а в двенадцатидневном — по 9 шиллингов (цена хорошей взрослой курицы).
Осмотр окончен. Хозяин так и не появился.
Нам предстоит еще ознакомиться с фермой, поставляющей яйца и мясо. Эта ферма находится недалеко отсюда, но уже наступило время ленча, и мы заезжаем в паблик бар. По австралийскому обычаю перед обедом выпиваем пиво, съедаем протертый овощной суп и стейк, расплачиваемся и едем на ферму, расположенную на окраине городка.