На берегу, под крутым обрывом, нашли себе убежище утки и гуси. Их сюда выгнали волны. При моем приближении они, не торопясь, покинули свое убежище.
Утром, с восходом солнца, я снова был на берегу. Дождь перестал, ветер стал намного слабее. По небу быстро мчались облака. Изредка сквозь них проглядывало солнце. Вдали виднелся обрывистый высокий берег, и волны с шумом наскакивали на него. На озере и на берегу расположились стаи птиц. Среди различных видов уток и гусей гордо плавали черные лебеди. Они держались подальше от берега. За свою доверчивость их предки расплачивались жизнью, и немногочисленные потомки научились быть осторожными.
Возле города раскинулся хороший песчаный пляж с купальнями, но сейчас здесь пусто.
Пристанционный элеватор
Я еще вчера просил мистера Джонсона выяснить, возможно ли посетить резервацию аборигенов, и сегодня он сообщил, что разрешение получено. От города резервация находится в десяти километрах, но после дождя ехать по грейдерной дороге трудно. Машину то и дело заносит, стекло залеплено грязью, несколько раз мы едва не оказались в кювете.
Но вот и ворота резервации. На белой деревянной доске крупными буквами написано ее название. По бокам надписи изображены кенгуру и эму. Вся территория резервации представляет собою редкий эвкалиптовый лес. Огромные, развесистые, с белесыми стволами эвкалипты, небольшая полувысохшая речка и голая гора создают типично австралийский ландшафт. На просторной поляне расположен небольшой поселок. Впереди виднеется множество деревянных домиков, а позади стоят жилища из гофрированного железа. Их около тридцати-тридцати пяти.
Въезд в резервацию аборигенов, расположенную в Новом Южном Уэльсе
У въезда на территорию резервации мы увидели длинное барачного типа здание школы, а немного поодаль, также похожее на барак, здание клуба. Клуб был заполнен детьми самого разного возраста. Отмечался какой-то праздник. Дети декламировали стихи, хором пели песни. Наш приход вызвал некоторое замешательство. Дети с любопытством стали рассматривать нас.
К нам подошел учитель школы — небольшого роста, сухощавый, подвижной человек с живыми глазами. О нем, как об энтузиасте просвещения аборигенов, рассказал присоединившийся к нам по дороге молодой агроном. Учитель очень обрадовался, узнав, что я из России, и попросил меня рассказать детям о Советском Союзе. На уроках географии он говорил ученикам о Советской России, но было бы гораздо интереснее послушать, как рассказывает о ней русский человек. Говорю ему, что я недостаточно хорошо владею английским языком, чтобы выступать, но учитель так настойчиво просит, что делать нечего — приходится согласиться.
Учитель торжественно сообщает детям, что к ним на праздник из Советской России прибыл русский человек и что он согласился рассказать о своей стране. Все захлопали. Слух о приезде необычных посетителей молниеносно распространился по резервации, и в клуб пришло довольно много взрослых.
Я рассказывал, как далеко от их страны находится Россия, как велика она, как разнообразна ее природа, как много миллионов людей различных национальностей и рас проживает на ее территории, учится в школах, техникумах, университетах.
Как зачарованные слушали ребятишки и взрослые мой рассказ, хотя он и оказался довольно длинным. Учитель и слушатели тепло поблагодарили меня.
Идем осматривать поселок. В жилищах аборигенов нет электрического света, нет водопровода, канализации. Многие домики сделаны из фанеры. Дома обставлены грубой неудобной мебелью. Грязно. У порогов жилищ нас молчаливо провожают глазами их обитатели. Учитель говорит, что в этой резервации следовало бы создать кооператив и чем-то занять людей, а главное, дать им средства к жизни. Ведь сейчас, чтобы как-то прожить, они вынуждены ходить на поденные заработки в расположенные поблизости фермы.
Заходим в деревянное здание школы. Учитель с гордостью показывает тетради своих учеников. Дети аборигенов не отличаются по способностям от детей метисов и белых, рассказывает учитель. Этим он как бы опровергает утверждение некоторых австралийских этнографов, в том числе такого знатока, как профессор А. А. Элькин, что мозг аборигена в среднем на 20 % меньше мозга европейца.
Почти полдня провели мы в резервации. В памяти у меня надолго сохранится образ учителя-энтузиаста.
Тепло прощаемся с ребятишками, провожающими нас, их учителем и уезжаем.
Чтобы больше увидеть, прошу мистера Джонсона обратно ехать другим маршрутом. Он, правда, говорит, что тогда около двухсот километров придется ехать по грейдерной дороге, а сейчас, после дождя, это будет трудно, но все-таки соглашается. Проезжаем с противоположной стороны озера. Здесь у его берегов расположено только несколько ферм. Разлившаяся река затопила часть прибрежного леса, и многие деревья стоят в воде. Вокруг много диких птиц.
Указывая на затянутое облаками небо, мистер Джонсон предвещает сильный ливень. А по грейдерной дороге предстоит еще ехать много километров! Хорошо, если мы благополучно доберемся. И, действительно, вскоре потемнело, и разразился тропический ливень. Сверкали молнии и сильнейшие раскаты грома сотрясали все вокруг. Машину швыряло в разные стороны. По ветровому стеклу сплошными потоками текла вода. Пришлось остановиться и ждать, пока ливень стихнет, но он продолжался. Мистер Джонсон рассуждал о том, сколько пользы принесет этот дождь и сколько принесет убытка в связи с эрозией почвы, гибелью не убранного в поле зерна.
На следующий день таким же подсчетам была посвящена статья в сиднейской газете. Предположения моего спутника мало отличались от расчетов, опубликованных в. газете.
Спустя часа полтора начало светлеть, дождь уменьшился. Пробуем ехать, но теперь дождь не смывает грязь со стекла. Не помогают и включенные стеклоопрыскиватели. С трудом доехали до небольшого городка. Подъезжаем к колонке, чтобы заправиться. Молодой парень быстро обмыл шлангом машину, проверил уровень масла, механизмы, залил бензин. Его расторопность и сноровка произвели на меня большое впечатление. Прощаясь, я сказал ему об этом, а мистер Джонсон пояснил, что это говорит ему русский. Парень, что называется, вначале оторопел, а потом еще раз горячо потряс мне руку. Он стоял под дождем до тех пор, пока мы не отъехали.
Многотрудное наше путешествие по грейдерной дороге продолжалось еще несколько часов. Только к вечеру, усталые, на невероятно грязной машине добрались мы до Ковры. А ночью мне предстояло лететь в Сидней…
В гостинице я привел себя в относительный порядок и отправился к мистеру Джонсону. Гроза все еще продолжалась.
Ужин в кругу семьи мистера Джонсона завершился оживленной беседой. Незаметно пробежало время. Пора ехать на аэродром. Мистер Джонсон не позволил мне вызвать такси и, несмотря на поздний час и усталость, сам отвез меня на аэродром. Гроза не утихала, но самолет должен был отправиться вовремя.
В самолете много пассажиров: здесь и старушки, и женщины с детьми. Едва самолет поднялся, его стало изрядно швырять, а примерно через полчаса мы попали в грозовые облака. За окном непрерывно сверкали молнии. Сквозь шум моторов и герметические стенки самолета прорывались раскаты грома. И это продолжалось почти два часа, пока мы летели до Сиднея. Казалось, испытаниям мужества и нервов не будет конца. Время как бы остановилось. Небесная канонада не утихала.
В Сидней самолет прибыл с большим опозданием. Как выяснилось, летчики пытались обходить особенно опасные грозовые облака. Когда самолет приземлился, пассажиры мало-помалу начали приходить себя. Высокий сухопарый старик встал и попросил внимания. «Леди и джентльмены, — сказал он. — Мне кажется, мы обязаны поблагодарить капитана и его помощников за то, что мы сейчас можем разговаривать. Он мастер своего дела. Сегодня он доказал это». Все пассажиры крепко пожали руку капитану.