Я надеюсь, тетя, что вы не сердитесь на меня за такое скучное начало моего письма, но, право, я не решился писать о своих впечатлениях, не предпослав вам исторического очерка своей родины.
Глава VII
ОЗЕРО И ГОРЫ
Описание Иссык-Куля. — Географическое положение его. — Исчезновение лошадей. — Бегун в роли гувернера. — Рыбацкая хижина. — Кудлашка. — Заговор негодяев. — Бегство. — Ледники. — Переход через горы.
ринимаюсь за описание первой большой воды, которую мне пришлось видеть в жизни Озеро Иссык-Куль громадно; оно имеет 180 верст длины и 50 — ширины и лежит точно в яме среди гор, вершины которых покрыты вечными снегами.
Вы знаете, тетя, что я поехал прежде всего в горы, потому что зеленые горы или, лучше сказать, зеленое ущелье принадлежит к числу немногих картин, сохранившихся у меня в памяти из моего детства. Горы, окружающие Иссык-Куль, так величественно хороши и оригинальны, что я не мог бы совершенно забыть о них, если бы видел их в детстве. К озеру я подъехал, когда солнце уже приняло красноватый оттенок и спускалось к горизонту. Ближайшие горы горели точно рубиновые, я остановился у самой воды и замер, как замерли мои кони. Я уверен, что Бегун восхищался видом и никогда не забудет его. Когда солнце закатилось, и горы стали принимать сначала фиолетовый цвет, а потом все бледнеть и бледнеть, я опомнился, соскочил с лошади и подошел к самой воде, чтобы напиться. Напиться, однако же, мне не удалось, потому что вода оказалась горьковато-соленой и у берегов довольно грязной, так как озеро было не спокойно и волновалось. Мы отъехали от вязкого берега подальше, и я, несмотря на сумерки, успел нарубить охапку дров из сосны, которой был покрыт берег какой-то небольшой речки, впадавшей в озеро. Ночь, проведенная на берегу, версты за две от Теплого озера, — так по-русски переводится Иссык-Куль, — не особенно была приятна. Мне было холодно, несмотря на то, что я развел отличный костер, сварил себе чаю и завернулся в бурку. Но ведь я устал и потому, несмотря на холод, уснул. Долго ли я спал, не знаю, но был разбужен сильным, сердитым ржанием Бегуна. Когда я открыл глаза, то белые гиганты, окружавшие озеро, стояли точно безжизненные мертвецы. Они были при сероватом пробуждающемся дне белы, и больше ничего, но затем стали сереть и оказались окутанными туманами. Горы начинаются, отступя от воды верст на десять, на пятнадцать, даже на двадцать, и эти отлогие берега ясно показывают, что когда-то они были покрыты водой. Озеро сильно мелеет: с 1866 года до 1876 оно стало ниже на целую сажень. Берега его покрыты разным кустарником, и я готов был назвать воду, расстилавшуюся передо мною, не Теплым, а Мертвым озером, как вдруг из-за небольшого мысочка увидал лодку с двумя рыбаками.
Но прежде чем писать вам о личных делах, я обязан объяснить вам географическое положение озера. Озеро лежит на 3.500 футов выше уровня моря, следовательно, его можно принять за лужицу, оставшуюся после какого-нибудь страшного переворота среди гор и постоянно уменьшающуюся от испарения. В этом озере есть много теплых ключей, почему оно и названо Теплым озером и, вероятно, вследствие них никогда не замерзает. Вода в озере необыкновенно прозрачна, и около берегов цвет ее можно сравнить со светлой бирюзой, а в середине — с темной бирюзой. Я начал следить взором за лодочкой, как вдруг сердитое ржание Бегуна заставило меня обернуться к лошадям. Бегун не щипал травы, а стоял, высоко подняв голову и хвост, и сердито ржал. Ворона подле него не было. Я вскочил в один миг и добежал до того места, где Ворон был привязан на длинной веревке. Веревка оказалась на месте, но оторвана. Если бы лошадь украли, то веревку не рвали бы, а перерезали. Между тем Бегун выказывал такую злобную тревогу, что я начал отвязывать его. Он следил за моими руками, и лишь только я бросил ему на шею уздечку, чтобы начать его седлать, как он бросился бежать от меня. Что могло это означать? Я совсем растерялся, так, тетя, растерялся, что потом невольно подумал: «Ну, какой я киргиз! Я просто мальчишка, трусливый гимназист».
Между тем Бегун скрылся из виду, и только издали я слышал его ржание, и затем, когда, я стал разводить огонь, чтобы согреть воды, ржание стало повторяться чаще, и ржал не Бегун, а точно еще другая лошадь.