— Есть, — отвечала она, — только ее не любит Иван: она его укусила, и за это он хочет ее убить.
Она показала мне под хворост, и я увидал умную, славную мордочку. Я тотчас же сунул ей кусок лепешки и затем другой, и через час рыжая некрасивая Кудлашка вылезла и ласкалась уж ко мне. Когда лодка скрылась из виду, я завернулся в бурку и лег спать, положив около себя Кудлашку. Лег я у ног своего Бегуна с тем, чтобы выспаться до прихода рыбаков. Проснулся я от движения Кудлашки, вдруг вскочившей на ноги. Я открыл глаза и увидал, что рыбаки вынимали уже на берег сети. Так прошли три дня. Ворон мой поправился, Кудлашка отъелась и не отходила ни на шаг ни от лошадей ни от меня. В карман монголки перешел не один двугривенный и пятиалтынный, за которые я ел отличную рыбу и пил молоко, и я успокоился, хотя ни на минуту не терял из вида солдата. На четвертый вечер я зачем-то подошел к избе и вдруг услыхал такой разговор:
— Как начнет светать, ты обойди кругом, зайди сзади и накинь петлю, а уж я справлюсь. Раньше не надо. При свете дело будет чище. Я знаю, что он богат, у него, наверно, с собой деньги. Одно ружье чего у него стоит, а седло-то какое.
— Он, верно, князь, — проговорил монгол.
— Князя угомонить не труднее, чем нашего брата варнака.
Друзья потушили огонь и улеглись, а я потихоньку пробрался к лошадям, поправил все, как следует, Вороного привязал к седлу и сам надел бурку и встал, прислонившись к дереву и закинув повод к себе на руку.
Когда небо стало сереть, я глаз не спускал с двери. В избе зашевелились и послышался шепот. Я в один миг вскочил на седло и отъехал на несколько шагов. В это время негодяи вышли из двери и, увидав меня на лошади, бросились ко мне. У монгола в руках был нож, а у солдата палка.
— Ни с места! — крикнул я по-русски. — Негодяи! Я сейчас спущу курок и докажу вам, что беглых угомонить не труднее, чем князя. Назад в избу!
«Ни с места!» — крикнул я по-русски.
Негодяи остановились, а я проговорил Бегуну: «Скорее, голубчик!» и понесся, как вихрь.
Таким образом, тетя, я и избавился от беды. Проскакал я версты три, потом, сообразив, что догнать меня пешие не могут, поехал шагом. Вороной не хромал. Я слез осмотреть его рану, уже затянувшуюся, и в это время услыхал какой-то легкий и мелкий топот. Знаете, тетя, это ко мне прибежала благодарная Кудлашка. С этой несчастной остановки я направился обыкновенным путем и останавливался на станциях, где останавливались все добрые люди. Ехать мне пришлось все вдоль озера, и я все время любовался чудным белым хребтом на ярко лазоревом небесном фоне. Наконец добравшись до станции Каракал, я направился к вершине Хан-Тенгри. Подъем на гору был довольно крутой. В одном месте мне пришлось идти мимо величественного утеса, состоявшего из известняка и падавшего отвесно над тропинкой. Речка, вдоль которой я сначала ехал, становилась все беднее и беднее водой и с начала крутого подъема совершенно исчезла, и, наконец, я с своими тремя друзьями, Бегуном, Вороном и Кудлашкой, остановился, пораженный неожиданно открывшейся передо мною чудной панорамой. На бирюзовом небе возвышалась вся снежная группа Тенгри-Тага. В этой группе можно было насчитать не менее 30-ти снежных гигантских гор, сверху донизу засыпанных вечными снегами. Между мною и этими горами лежала долина, а из группы гор выделялась в особенности одна гора в форме крутой пирамиды, крутые бока которой были засыпаны вечным снегом. Она возвышалась чуть ли не вдвое перед остальными горами. Эта царственная вершина Небесного хребта и была Хан-Тенгри, достигающая высоты 24.000 футов. С того места, где я стоял, видна была долина с началом реки, пробирающейся между гор. Я не мог провести ночь на такой высоте и должен был спуститься в долину Сары-Джаза и остановился около ключа, впадающего в Сары-Джаз. Развести огонь мне было не из чего, так как растительности там не было никакой. В этих горах я в первый раз увидал ледник, или ледяное море.
Ледники.
Между горами, покрытыми снегом, ущелья заняты вечными прозрачными льдами. В некоторых местах под этими скованными потоками бежали ручьи, и лед точно образовывал нависшую пещеру, с отверстия которой капала вода. Лед был прозрачен, но с зеленовато-беловатым оттенком. На этих вечных льдах лежало много камней и местами очень крупных. Ледники эти не имеют гладкой поверхности, а представляют поверхность внезапно замерзшего взволнованного моря. Ширина некоторых ледников доходит верст до трех. Из зверей в горах Тянь-Шаня мне привелось видеть целое стадо прекрасных громадных и красивых горных баранов, а из растений только в некоторых местах росли кусты ивы, и какое-то колючее растение с красивыми бледно-розовыми цветами, из цветов же там попадается желтая крупноцветная фиалка, розовый первоцвет, синие и желтые генцианы и лук с красивыми цветными головками золотого цвета. Вследствие обилия лука китайцы называют часть этих гор луковыми горами — Цунь-Линь.