У стены, насупротив двери, стоят, как водится, сундуки, покрытые коврами, со сложенными на них халатами, шубами и разной одеждой. По сторонам висят седла, сбруя, чайники, кувшины, полотенца, кожаные мешки, а иногда копченые лошадиные ноги и мясо. На полу, устланном коврами или войлоками, стоят большие чайники, котлы и деревянные изголовья, на которые кладут подушки. Снимая и вновь разбирая такую кибитку в полчаса времени, киргиз перевозит ее летом на верблюде туда, где находит хорошее пастбище для своего скота и воду. Он безусловно зависит от стад и табунов. Беспрерывные перекочевки нисколько не кажутся киргиз-кайсакам утомительными. Летом кочевая жизнь может быть приятна, но зато зимою она ужасна; занесенные со всех сторон снегом, дрожа от несносного холода, киргизы не выходят из своих кибиток, и с одной стороны страдают от жара, греясь у огня, а с другой — страдают от мороза. Ветер в верхнее отверстие и двери наносит в кибитки хлопья снегу, а если случится буран, то он опрокидывает войлочное жилище со всеми его обитателями. Нагие дети выползают из-под овчин и обжигаются о горячую золу, терзая душу своими криками. Настрадавшись в продолжение зимы, киргизы с восторгом встречают весну, но осень они любят более всего. Во-первых, в темные ночи всего удачнее можно барантовать, т. е. уводить чужой скот или, лучше сказать, грабить, а во-вторых, отдохнувшие на летней пище кони могут совершать большие переезды. Есть не мало киргизов, у которых стада овец так велики, что они не знают им счету. Несмотря на такое количество овец, киргизы не могли бы существовать без верблюдов, которые перевозят им все при перекочевках. Молодым верблюдам, около года после рождения, прокалывают носовой хрящ и вдевают в него палочку или кость, к обеим концам которой привязывают веревки, служащие уздой. Приученный верблюд послушен, как нельзя более; закричат ему чок, и он тотчас становится на колени; наложив на него груз, ему говорят атчу, и он медленно встает.
Выехав из Перовска, где я достаточно отдохнул, я был, приглашен одним богатым киргизом на свадьбу его сына и, вместе с тем, на охоту на кабанов. Охота эта мне очень не понравилась, потому что несчастных кабанов выгоняют на заостренные колья, где они ловятся уже замученные и переколотые.
Отправившись на свадьбу, я встретил целый перекочевывавший аул. Мужчины, женщины и дети ехали верхом в праздничной одежде. Впереди всех ехали старшие жены, на обязанности которых лежит постановка аула. На свадьбу я отправлялся вместе с несколькими приглашенными киргизами, кочующими около форта Перовского. Один киргиз уже был старик, и он постоянно говорил: «Ну, это не к добру! Ну, это не к добру!» Я никак не мог разобраться в их различных приметах, но только понял, что очень многое они считают дурным предзнаменованием. Мы ехали на свадьбу за 200 верст, и за невесту было заплачено 1000 руб. калыма, т. е. выкупа. В первый день мы проскакали с небольшой остановкой верст 70, и страшная сушь везде поражала взоры. Недостаток воды — вот самое страшное бедствие Туркестана. На третий день мы уже думали доехать и попировать на славу, как вдруг издали увидали безумно скачущих всадников.
— Что такое? — спросили мы, увидав, что всадники машут нам руками.
— Оспа! Оспа!
— Ну, что я говорил?! — с торжеством воскликнул старый киргиз. — Не быть добру, говорил я!
Оказалось, что мать невесты и сестра заболели оспой, которая считается страшным бичом кочующих народов. Калмыки, например, считают неприличным даже упомянуть об этой болезни в разговоре. Да и действительно, зимой оспа опустошает аулы дотла.