Гек (он сильно озадачен): Чего-о? Что это за кино такое? Том, может, ты знаешь?
Том: Ей-богу, Гек, первый раз слышу!
Гена (заунывно продолжает): "Двадцать первое. Не обязательно рисовать, но знать историю живописи. Двадцать второе. То же об архитектуре. Двадцать третье. Хорошо разбираться в качестве пения. Двадцать четвертое. Хорошо знать литературу…"
Сид: Ага! Ага! А учитель Доббинс говорит, что никогда не видел такого оболтуса, как Том!
Гена: Да дайте мне дочитать! (Видно, что письмо это его просто измучило и он не чает, когда же все эти пункты кончатся.) "Двадцать пятое. Говорить на нескольких языках…"
Гек (уж это его окончательно сразило): Да, Том, плохо твое дело…
Гена: "Двадцать шестое. Не обязательно быть рекордсменом, но обязательно заниматься каким-либо видом спорта…"
Портос (заснул, было, но, услышав последние слова, воспрянул духом и плотью): Не вешай нос, мальчуган! Я обучу тебя фехтованию!
Гена: "Двадцать седьмое. Совершенствовать порученное дело, вносить свои предложения об улучшении метода или качества работы. Двадцать восьмое. Знать географию страны и мира…"
Сид (злорадно): Ну вот! Ну вот! Попался, братец Том! Ничего себе – положительный! Ха-ха!
Том (мрачно, ибо убедился, что дела его плохи): Ты, что ли, лучше, слюнтяй несчастный?
А.А. (письмо это изрядно утомило и его): Пожалуй, хватит, Геночка… Ну как, Николай Антонович? Вам, вероятно, понравился этот реестр?
Николай Антонович: Разумеется! Наконец-то все стало на свои места! Я полностью разделяю эту точку зрения. Как человек и как педагог!
А.А.: Что ж! Попробуем в таком случае выяснить, кто из героев мировой литературы может удовлетворить всем этим требованиям… Д'Артаньян!
Д'Артаньян: К вашим услугам, сударь.
А.А.: Знаете ли вы историю живописи?
Д'Артаньян (в замешательстве): Боюсь, что плоховато…
А.А.: А вы, Портос?
Портос (с готовностью): Понятия не имею! Но, если вам угодно, я готов отправить на тот свет всякого, кто скажет о ней что-нибудь плохое! (Со звоном обнажает шпагу.)
А.А. (поспешно): Нет-нет, благодарю вас!.. Проделаем лучше другой опыт. Господин Дубровский!
Дубровский: Я вас слушаю.
А.А.: Повышаете ли вы свои познания в области науки и техники?
Дубровский (удивленно и несколько даже обиженно): Я никогда не питал склонности к наукам!
А.А.: Товарищ Чубарьков!
Чубарьков: Я!
А.А.: Как у вас со здоровьем?
Чубарьков: Раньше грех было жаловаться, а теперь, после контузии, я уж не тот. Иной раз так к грудям подступит, прямо мочи нет.
Николай Антонович: Я вижу, вы изволите шутить! Насколько я понимаю, автор этого весьма неглупого письма отнюдь не имел в виду героев литературы прошедших времен. Речь идет о том, каким должен быть нынешний положительный герой. Наш современник!
А.А. (покладисто): Что ж, обратимся к современникам. Капитан Григорьев! Хорошо ли вы разбираетесь в качестве пения?
Саня (смеясь): У меня нет музыкального слуха…
А.А.: А как с архитектурой?
Саня (смущенно): Честно говоря, я гораздо лучше разбираюсь в самолетных моторах.
А.А.: Обладаете ли вы трезвым умом?
Саня (совсем сокрушенно): Вот с этим у меня просто беда! Я же вам говорил: если б не моя горячность, я не натворил бы столько ошибок!
А.А.: Да… Стало быть, и вы не выдержали экзамена.
Николай Антонович: Я очень рад, что вы наконец-то убедились в том, что и летчику Григорьеву далеко до положительного героя!
А.А.: Ах вот как вы меня поняли?!
Николай Антонович: А как же прикажете вас понимать? Может быть, вы считаете, что герой нашей эпохи не должен ясно представлять себе цель жизни? Или быть духовно богатым?
А.А.: Что вы! Я даже не против того, чтобы он хорошо разбирался в качестве пения. Я лишь против попытки получить все эти качества в готовеньком виде, даже упакованными в целлофан.
Николай Антонович: Что ж, я понимаю: в жизни не так-то легко сыскать человека, который бы соответствовал всем пунктам этого письма. Но литература – не жизнь! Разве плохо было бы, если б нам показали такого героя, который бы удовлетворял всем этим требованиям? Это был бы не просто положительный, но воистину идеальный герой. А какой бы он являл пример для молодежи!..
Тирада Николая Антоновича вдруг прерывается печально-томным голосом Молчалина, о котором мы уже успели забыть со времени прошлого судебного заседания.
Молчалин:
Пока вы спорили, я тут сидел, печален,
И горестно себе твердил:
– Молчи, молчи, оболганный Молчалин!..
Но все ж не выдержал. Заговорил…
Гена: Архип Архипыч, а Молчалину-то чего надо? Не понял он, что ли, что его песенка спета?
А.А.: Очевидно, у него появилась новая надежда.
Молчалин:
Позвольте мне сказать. Не скрою,
Я не без пользы вам внимал.
Я понял, что явлю собою
Пример и идеал!
Начинает загибать пальцы.
Здоров… пригож… умен… языки знаю, да-с!
Цель жизни мне ясна – вас уверяю смело!
А совершенствую порученное дело
Я так, что взыскан был наградою не раз…
Гена (с отвращением): Вот самодовольный тип!
Молчалин: О нет, поверьте, не самодовольный! Судите сами: езжу на коне, На флейте я твержу дуэт а-мольный, И Софья Павловна улыбку дарит мне. Хожу в балет-не часто, но порою… (Скромно.) Воздайте ж должное герою!
А.А.: Боюсь, что у Молчалина есть все основания считать себя идеальным героем. Разумеется, если исходить из схемы, которая так полюбилась Николаю Антоновичу.
Николай Антонович: Вы хотите сказать, что Молчалин – мой идеал? Вы издеваетесь надо мной!
А.А.: Ничуть! Ведь Молчалин, по сути дела, прав. Он и в самом деле удовлетворяет всем требованиям, которые оказались недостижимыми для д'Артаньяна, Дубровского, Сани Григорьева. Во всей мировой литературе не найдется положительного героя, скроенного по такой мерке, А вот Молчалину она – в самый раз! Да и Сид, я думаю, по этой схеме должен быть близок к идеалу – еще бы, примерный ученик, примерный племянник, послушен, вежлив, аккуратен…
Портос: Клянусь честью! Если этих двух чистоплюев сейчас объявят положительными героями, я подаю в отставку!
А.А.: Не волнуйтесь, мой добрый Портос! Этого не произойдет. Внимание!
Он звонит в колокольчик.
А.А.: Объявляю решение суда! Пункт первый. Считать Тома Сойера безусловно положительным героем…
Аплодисменты. Шум. Возгласы: "Ура!", "Наконец-то!", "Так я и знал!"
А.А.: За то, что он добр, смел, великодушен, верен в дружбе. А недостатки что ж, у кого их нет? Разве что у Молчалина!
Взрыв смеха в зале.
А.А.: Пункт второй. Каждый, кто попытается подойти к живому литературному герою с мертвой схемой в руках, будет изгнан из Страны Литературных Героев.
Крики: "Ура-а!", "Вон отсюда!", "Долой!.."
Николай Антонович: Это вам так не пройдет! Я буду жаловаться! Как человек и педагог!