Уотсон (строго): Господа, прошу вас говорить потише!
А.А.: Ах, извините, мистер Уотсон. Мы молчим!
Голос Дон Кихота (в экстазе): О славные двустволки! О кинжалы! О лассо! О мокасины!
Голос Санчо (умиленно): О милые вязаные жилеты! О теплые – претеплые наколенники! О славные фуражки с наушниками!
Голос Дон Кихота: Топор! Дайте мне топор!
Голос Санчо: Жаннета! Принеси шоколаду! С пеночкой! Да не забудь анисовые сухарики!
Уотсон: Стоп! (Щелканье.) Благодарю вас, господин Тартарен!.. Теперь попрошу вас, господин Манилов!
Манилов: О, с величайшим наслаждением!
Уотсон: Включаю!.. (Щелкает, после чего наступает пауза. Слышно только гудение аппарата.)
Холмс (насмешливо): Что такое? Почему молчит его внутренний голос?
Уотсон (озадаченно): Понятия не имею, что стряслось… Господин Ноздрев, прошу вас занять место Манилова.
Ноздрев повинуется. Снова гудит аппарат. И снова пауза.
Холмс: Опять молчание, Уотсон! Боюсь, что ваш аппарат слишком хрупок!
Собакевич: Мошенники! Знаем мы эти немецкие да французские выдумки! Что у них французская жидкостная натура, так они и воображают, что с нашим братом сладят! Нет! Шалишь!
Уотсон: Господин Собакевич, прошу теперь вас…
Собакевич нехотя занимает место Ноздрева, но и на этот раз ничего не выходит. Уотсон растерян.
Уотсон: Странно… Теперь вы, господин Пришибеев!
Пришибеев: Слушаюсь, вашескородие!
Гудит аппарат.
Уотсон (смущенно): Решительно ничего не понимаю…
А.А.: Зато, кажется, я начинаю понимать.
Гена: Что, аппарат сломался? Да, Архип Архипыч?
А.А.: Нет, Геночка, аппарат исправен. Души всех этих героев просто не могут подать голоса.
Гена: Почему?
А.А.: Потому что они мертвые… Вспомни, как Гоголь назвал свою книгу про Собакевича, Манилова, Ноздрева…
Гена: "Мертвые души". (Догадавшись.) А! Так вот, значит, что он имел в виду! А я-то думал…
А.А.: Понимаю. Ты думал, что поэма Гоголя называется так всего-навсего потому, что Чичиков скупает мертвые души. Нет! "Мертвые души" – это ведь сказано и про них: про Ноздрева, Собакевича, Манилова, Плюшкина… А Тартюф? А унтер Пришибеев? Разве их души не мертвы так же, как души гоголевских героев?
Холмс: Простите, дорогой профессор! Значит, вы все-таки настаиваете на своей версии? Вы не согласны с моим утверждением, что создатели этих героев подарили им вечную жизнь?
А.А.: О нет! С этим – то я согласен! Скажу больше: именно смех и делает их вечно живыми!
Гена: Архип Архипыч! Теперь вы меня совсем запутали! Как же так? То смех убивает! То смех делает их живыми!
А.А.: Это, Геночка, не так уж сложно понять! Я тебе сейчас все объясню. Но сперва скажи: ты понял теперь, чем отличается юмористический персонаж от сатирического?
Гена: Это-то я давно понял, еще когда Швейк не захотел с унтером Пришибеевым обниматься. Юмор – он добрый. Он не злой…
А.А.: Верно. А можно сказать и так: юмор, как бы он ни насмешничал над той или иной чертой, все-таки утверждает человека или явление. А сатира отрицает, перечеркивает, то есть убивает. Разумеется, убивает не физически, а, так сказать, морально. Прекрасно сказал об этом писатель Юрий Олеша: сатира превращает человека не в труп, а в ноль… Так что, как видите, господа, литературоведы не зря установили границу, отделяющую область Юмора от области Сатиры… Швейк! Поправьте, пожалуйста, пограничный столб, а то он у вас, я гляжу, вот-вот рухнет!
Швейк: Слушаюсь!
Пришибеев (радостно): А я что говорю? Нешто можно порядки нарушать? Раз начальство так распорядилось, стало быть, ему виднее! (Вылупив глаза, орет.) Рразойдись!!!
Путешествие шестнадцатое. Перевыборы короля
Архип Архипович и Гена снова там, откуда обычно и начинаются все их путешествия: в кабинете профессора, возле его машины.
Гена: Ну, Архип Архипыч, а сегодня куда?
А.А.: А вот давай подумаем… Ты знаешь, я на досуге прикинул, в каких краях Страны Литературных Героев мы еще не бывали. И оказалось, что в очень многих.
Гена: А какие они, эти области?
А.А.: Ну, во-первых, наша с тобой нога еще не ступала по огромной и вполне самостоятельной державе, которую я предлагаю назвать – Республика Поэзия…
Гена: Верно! Мы там еще ни разу не бывали!
А.А.: А надо бы побывать. И не мимоходом… Кроме того, недурно бы посетить ту область, где живут герои книг о любви. Как, по-твоему, следовало бы окрестить эту область?
Гена: Ну… я не знаю… (Его вдруг осенило.) А может, вот как: Королевство Любландия?
А.А. (смеясь): Любландия, говоришь? Что ж, принято. Потом, я думаю, надо бы исследовать ту область, где живут герои книг со счастливым концом: там ведь тоже свои, и довольно интересные, законы. Я, кстати, заготовил для нашей географической карты два варианта названия для этой области: Счастливый Берег или Мыс Доброй Развязки. Которое лучше, как думаешь?
Гена (сознавая всю ответственность своего приговора): Я думаю… Мыс Доброй Развязки.
А.А.: И я так думаю. Ну и наконец, ты, вероятно, не посетуешь на меня, если мы с тобой пересечем вдоль и поперек Океан Бурь…
Гена (название ему явно по сердцу, но он еще не понимает, о чем речь): А что это за океан такой?
А.А.: Ну как же! Ведь мы с тобой там уже бывали. Правда, только раз – на Необитаемом Острове. Но мы еще ни разу не высаживались на Архипелаге Приключений…
Гена (поняв, что красивое название его не обмануло): Правильно! Не высаживались!
А.А.: А на этом Архипелаге можно разыскать Остров Сокровищ или взобраться на Пик Острых Сюжетов…
Гена (он в восторге): Правда! Давайте взберемся!
А.А.: Разумеется! И высадимся и взберемся – это я тебе твердо обещаю.
Гена (деловито): А с чего начнем?
А.А.: По правде говоря, есть у меня одна идея. Только вот я не знаю, справишься ли ты…
Гена: Я?! Да что вы, меня не знаете, что ли, Архип Архипыч? Если вы про этот самый Пик Острых Сюжетов, так вы не беспокойтесь: я, если хотите знать, уже полгода в кружке юных альпинистов…
А.А.: Да нет, Геночка, там, куда я хочу сегодня отправиться, нас ожидает трудность совсем иного рода…
Гена: Да не боюсь я никаких трудностей! А что там надо делать?
А.А.: Там… видишь ли, там надо говорить стихами.
Гена: То есть как? Все время стихами?
А.А.: То-то и оно!
Гена: И ни одного словечка нельзя прозой?
А.А.: Ни одного!
Гена (с последней надеждой): По крайней мере в рифму – то не обязательно?
А.А.: Увы! Обязательно.
Гена (сразу поскучнев): Архип Архипыч, тогда, может, мы сперва на этот пик полезем?
А.А.: Чего же ты испугался, Геночка? Ведь, насколько я помню, ты уже разговаривал стихами – и с Иваном Грозным и с Павлом Афанасьевичем Фамусовым…
Гена: Ну и что, что разговаривал? Во-первых, недолго, а во-вторых, я и сам не понимаю, как это у меня вышло. Я тогда сам не свой был. У Фамусова я очень из-за Чацкого рассердился, а у Ивана Грозного… (Гена вдруг запнулся.)