А.А.: Вероятно, это та самая, которую ему дала ваша Анна Сергеевна…
Гена (обрадовавшись, что уличил профессора): Вы что? Где это вы видели, чтобы учителя учеников сигаретами угощали! (Облегченно.) Конечно, это не Славка! Еще чего – Славка!..
А.А.: Да ведь ты же сказал, что она дала ему прикурить!
Гена: Да разве я в этом смысле? Это же такое образное выражение!
Снова невыносимо "гремит" Славка Устинов, заглушая слова Гены и Архипа Архиповича. Гена начинает терять терпение.
Гена: Да что это такое? Долго, что ли, это чудище тут греметь будет? Вот надоел, что б ему провалиться!..
Страшный грохот. И сразу все смолкает. Славки Устинова нет и в помине. Гена: приходит в ужас.
Гена: Что случилось, Архип Архипыч? Что это взорвалось? А оно где… то есть… он?
А.А. (спокойно): Как – где? Ведь ты же сам пожелал ему провалиться. Вот он и провалился.
Гена: Так я же не в буквальном смысле!
А.А.: Ах, прости, это, значит, опять было образное выражение!
Гена (сконфуженно): Ну ладно, хватит издеваться. Ну, я ошибся… Только ведь, Архип Архипыч, мы же так часто все эти образные выражения употребляем, что и не замечаем, образные они или нет.
А.А.: Вот тут ты прав. Но ведь когда-то, Геночка, люди это не просто замечали. Когда-то все эти – ныне такие привычные выражения поистине ошеломляли своей образной силой. Вот Прутков только что надоел нам своими затасканными штампами… А представь себе человека, который впервые понимаешь, впервые! – сравнил зубы с жемчугом. Разве это не прекрасно было увидено? Ровные, белые, красивые зубы – они ведь и вправду, как нить отборных жемчужин…
Гена: Ну, про зубы – это, может, и ничего было сказано. А вот когда Прутков сказал, что женщина – это цветок, это уж, по-моему, совсем пошло. Это всякий болван может придумать.
А.А.: Повторить – да, может. Но придумать – нет. Ты знаешь, что сказал Гейне? "Первый, кто сравнил женщину с цветком, был великим поэтом. Кто это сделал вторым, – был обыкновенным болваном". Понимаешь? Великими поэтами были и те, кто впервые открыли, что чистое небо имеет нежный цвет лазури, что когда тяжело на сердце, то кажется, будто на нем лежит камень, что вода – живительная влага… А вот те, кто, подобно Пруткову, только и занимаются тем, что повторяют давние открытия, они…
Гена (с готовностью): Болваны?
А.А.: Ну, скажем корректнее: не поэты.
Путешествие двадцать второе. Скандал в благородном семействе
Квартира профессора. Архип Архипович по обыкновению "колдует" около своей машины. Вот он нажал какую-то кнопку, раздалось короткое жужжание, открылась панель, и из машины выскочил небольшой сверток. Профессор разворачивает его. В руках у него оказывается зеленая шапочка с пряжкой, на которой сверкает драгоценный камень.
Гена: Архип Архипыч, это что? Откуда тут взялась эта тюбетейка?
А.А.: Какая же это тюбетейка! Неужели ты не узнал зеленую шапочку Тильтиля?
Гена: Тильтиля? Это из "Синей, птицы"?
А.А.: Ну да! По моей просьбе Тильтиль нам с тобой ее прислал. Не насовсем, конечно, а только на время.
Гена: А что это на ней сверкает? Прямо так и переливается!
А.А.: Это волшебный алмаз феи Берилюны.
Гена: (делает вид, что прекрасно знает, о чем речь). А-а…
А.А.: Чует мое сердце, Геночка, что ты не слишком хорошо помнишь "Синюю птицу".
Гена: (видит, что профессора не обманешь). Так ведь я ее смотрел, когда еще совсем маленький был!
А.А.: Так и быть, напомню тебе. Этот алмаз возвращает зрение…
Гена: Кому возвращает? Слепым, что ли? У меня, например, глаза и так хорошие.
А.А.: Это как сказать! Фея Берилюна, вероятно, сочла бы, что и у тебя они не так уж хороши. Она уверяет, что все люди утратили настоящее зрение. Очень многое из того, что их окружает, они перестали видеть так же свежо и ярко, как прежде. Но стоит только надеть эту шапочку и повернуть алмаз справа налево, и ты сразу начнешь видеть самую суть окружающих тебя вещей. Их душу…
Гена: Интересно! А можно я ее надену?
А.А.: Ну разумеется! Ведь я специально для этого и одолжил ее у Тильтиля.
Гена: Как, вы говорите, надо повернуть алмаз? Слева направо?
А.А.: Да нет, как раз наоборот: справа налево. Вот так…
Гена поворачивает алмаз, и сразу же начинают происходить очень странные вещи. Впрочем, не такие уж странные для тех, кто хорошо помнит пьесу сказку Мориса Метерлинка "Синяя птица". Прежде всего сам собой со стола падает и разбивается графин с водой.
Гена: Ой, Архип Архипыч, это не я! Честное слово! Это вы, наверно, нечаянно графин толкнули? Смотрите, вся вода по полу растеклась…
А.А.: Нет, Геночка, это не я. Это…
Но он так ничего и не успевает объяснить Гене. Его прерывает женский голос, довольно заунывно напевающий слова известной песенки Шуберта: "Ничем вода не дорожит и дальше, дальше все бежит, все дальше, все дальше, все дальше, все дальше…" Затем песенка смолкает, и тот же голос, плаксивый и одновременно кокетливый, обращается к нашим героям.
Женский голос: Ну что же вы не поможете мне встать? Ну протяните же руку! А еще мужчины!
Гена: Кто это, Архип Архипыч? Откуда здесь эта женщина появилась?
Женский голос: Вот еще! Вдобавок он меня и не узнает! Зачем же тогда было извлекать меня из графина? Нет, тот, другой мальчик… кажется, его звали Тильтиль… был ко мне гораздо внимательнее!
Гена: А кто вы?
Женский голос: Я – Душа Воды!
Вряд ли Гена удовлетворился бы этим объяснением. Но тут раздался громкий отчаянный стук. Впечатление такое, как будто кто-то ломится в запертую дверь.
Гена: Кто там? Входите! Не заперто!
А.А.: Да нет, Геночка, это не в дверь стучатся. Пойди-ка лучше в кухню, отопри буфет…
Гена (изумленно): Кто ж это мог в буфет залезть? Может, вы там Шарика по рассеянности заперли?
А.А.: Да нет, Шарик в передней. Открой буфет, сам все увидишь…
Гена отпирает дверцу буфета, и тотчас же оттуда неуклюже вываливается тяжело отдувающийся толстяк.
Толстяк: Уфф! Наконец-то!
Гена: А это еще кто? Ну и толстый! Интересно, как вы там уместились, в буфете?
Толстяк (говорит с одышкой): Я, кажется, подошел в самый раз? По вкусу ли я вам? Не правда ли, я очень сдобен?
Гена: Да уж! Сдобен! Налетел на меня прямо как паровоз! Да вы меня чуть с ног не сбили!
Толстяк (с беспокойством): Что вы говорите? Неужели я так зачерствел? Настолько утратил свою природную мягкость?
Гена: Вы лучше скажите, как вы у Архипа Архипыча в буфете очутились?
А.А.: Геночка! Да где же ему быть, как не в буфете? Неужели ты не узнал, кто это? Это же Хлеб! Вернее, – Душа Хлеба!
В это время раздается громкий лай и в комнату врывается… пес? Нет, в том-то и дело, что не пес, а мальчишка примерно того же возраста, что и Гена. Но ведет он себя совсем не по-человечьи, а точь-в-точь как шумный, веселый щенок.
Щенок: Где мой хозяин? Где мое божество? Вот он! Здравствуй! Здравствуй, хозяин! Наконец-то я могу поговорить с тобой! Мне столько нужно сказать тебе! И тебя, друг моего хозяина, я тоже люблю! Здравствуй! Здравствуй!