Темпераментные танцы захватывают зрителей
Вступление на стадион шествия, растянувшегося на целый километр, вызвало новый взрыв восторга у зрителей. Их собралось шестьдесят тысяч человек, и ни один не довольствовался ролью пассивного созерцателя, все рвались сами участвовать в танцах, песнях и других развлечениях. Временами я не слышал собственных слов, раздавался только глухой гул деревянных барабанов, плывший над шумом огромной пыльной площади. Охваченный общим возбуждением, я снимал не переставая и то и дело менял пленку.
Музыкальное сопровождение
На импровизированных подмостках появился национальный ансамбль танца, хорошо знакомый мне по ярмарке в Кабале, — и давка на стадионе достигла опасных для жизни размеров. Меня, наполовину раздавленного, вместе с африканскими коллегами прижали к краю эстрады. Барабаны то и дело заходились в экстазе. Силам порядка только ценой величайшего напряжения удавалось сдерживать натиск ликовавших людей, устремившихся к сцене. Наконец, толпа отхлынула и представление танцевального ансамбля началось. Оно явилось триумфом народного искусства. Танцы, пение, демонстрация фокусов продолжались даже после наступления темноты, под призрачным светом факелов. Но не только стадион Брукфилд, весь Фритаун до глубокой ночи праздновал на улицах и площадях День свободы. Это замечательное событие, завершившее путешествие по стране Львиных Гор, останется в моей памяти навсегда.
Через десять дней я прощался с Фритауном. Хассан и Ганс Юрген Норат привезли меня в аэропорт Лунги, где на поле стоял сверкающий самолет Интерфлюга. Он доставит меня над просторами Сахары и темной синью Средиземного моря в далекий Берлин.
Поднимаясь по трапу в самолет, я вспомнил слова, которыми накануне меня напутствовал начальник информационного отдела Рой Джонсон: «Не забывайте, наше государство еще очень молодо и ему приходится преодолевать множество внутренних трудностей. Бедность, болезни, неграмотность, бездорожье, недостаток жилых домов далеко не исчерпывают их список. Но мы твердо верим, что восторжествуем над ними, и тогда наш маленький народ поднимется до такого же уровня жизни, какой уже достигнут жителями ГДР и других дружественных нам стран. В современном мире наука и техника развиваются необычайно быстро, поэтому мы не можем обойтись без помощи высокоразвитых промышленных государств. Наша свободная страна стремится к мирным отношениям со всеми государствами и считает своим другом каждого, кто помогает ей бороться против отсталости и укреплять свое хозяйство».
Самолет вырулил на старт. Моторы Ила взвыли, корпус машины задрожал. Вот уже отпущены тормоза. Самолет все быстрее бежит по взлетной полосе, и незаметно серебряная птица отрывается от земли. Далеко внизу стоят Хассан и Порат. Они все еще машут мне на прощание. Мы летим на родину.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Книга, с которой вы только что познакомились, принадлежит перу известного фотожурналиста из ГДР, автора прекрасных работ о животном мире Африканского континента, в особенности его восточных областей. Но «В стране Львиных Гор» — рассказ о первом знакомстве Харальда Ланге с африканскими странами, состоявшемся раньше, в феврале — апреле 1971 г. И поэтому книга интересна как впечатления человека, в первый раз увидевшего Африку. Известно ведь, что хотя с первого взгляда видишь обычно лишь внешность вещей и явлений, однако этот же «первый взгляд» может иногда выхватить такую яркую деталь, какой не заметит человек, присмотревшийся к окружающей обстановке.
Первая «африканская» книга X. Ланге небезынтересна и в другом отношении. Ее автор оказался в Сьерра-Леоне в очень важный, можно сказать, этапный момент истории страны — в самый канун провозглашения независимой Республики Сьерра-Леоне. И он показывает нам ее именно такой, какой она была в этот момент, со многими ее проблемами — политическими, экономическими, культурными, проблемами, которые еще предстоит решить и которые очень непросто решать.
Харальд Ланге сумел увидеть многое. У него зоркий взгляд, и, что очень важно, взгляд доброжелательный. Автор книги смотрит на Сьерра-Леоне глазами гражданина социалистической страны. Он хорошо понимает глубинные причины многих бед молодого африканского государства. И даже в тех случаях, когда не может сразу отыскать верное объяснение какому-либо, на наш взгляд, странному факту, не спешит с выводами, всегда стремится прежде всего понять. А в тех случаях, когда понять так и не удается, не скрывает этого. И, наверное, хорошо делает; потому что вся книга проникнута некоторой легкой самоиронией, от которой облик автора становится в глазах читателя по-человечески симпатичным.
Вообще, юмора в книге немало, и обычно это хороший юмор. А такое не столь уж часто можно встретить в том все расширяющемся потоке путевых впечатлений об Африке, какой получает массовая читательская аудитория от наших издательств.
Вероятно, именно эта человеческая привлекательность, которая хорошо видна в книге, немало помогает Ланге легко и быстро сходиться с довольно разными людьми. А это ведь очень важно в профессии журналиста, тем более в такой поездке. Едва ли Ланге смог бы иначе за два с небольшим месяца, проведенные в стране, увидеть все то, что ему удалось увидеть.
Правда, можно на это возразить, что таким успехам Ланге немало способствовало чисто случайное обстоятельство — встреча еще в порту Фритауна с молодым ветеринаром Хассаном Ибрахимом Калвертом, учившимся ранее в ГДР. Однако если вдуматься, то встреча эта предстанет перед нами как не такая уж и случайная. В самом деле, разве не закономерно, что в наши дни молодой человек из африканской страны едет обучаться нужной для своей родины специальности в социалистическое германское государство? И так ли случайно, что после этого у него сохраняются самые теплые воспоминания о гражданах этого государства и живой интерес к тому, как они живут? Ведь Хассан узнал о предполагаемом приезде автора книги именно потому, что продолжает читать газеты ГДР и после возвращения на родину. Так что можно, пожалуй, говорить скорее о закономерном характере встречи Ланге и Калверта, о том, что такая встреча — своего рода знамение времени.
Все это, однако, не отменяет того, что было сказано об общительности автора. Знакомства знакомствами, но он прекрасно ладит и с представителями молодой сьерра-леонской интеллигенции, такими, как ветеринар Джонсон, лесничие Джон и Конте, и с простыми крестьянами, такими, как его проводник, охотник-сусу Абдуллах.
А это ведь совсем не простая и легкая задача — найти общий язык с крестьянами. И Ланге показывает читателю живой пример трудного процесса поисков этого языка, когда описывает беседу лесничего Джона с незаконными порубщиками. Люди поначалу просто не могут понять, чего от них хочет этот городской человек, государственный служащий: тот, кому это требовалось, испокон веков рубил лес. Это же так естественно, зачем нужны какие-то бумаги от правительства где-то далеко во Фритауне, в котором почти никто из них и не бывал? И простой административный акт — пресечение незаконной порубки — превращается для крестьян в урок преодоления старой психологии, ограниченной интересами в лучшем случае своей деревни, и в урок осознания себя полноправными гражданами, а значит, рачительными хозяевами целой страны. Им предстоит еще немало таких уроков, прежде чем они обретут необходимую ныне широту кругозора и научатся мыслить по-новому. Но это неизбежная и необходимая работа, причем не для одних только крестьян. Показательно ведь, что лесничий именно как такой урок гражданственности и рассматривает весь инцидент: он не собирается штрафовать порубщиков, главное для него — пробудить в этом крестьянине и его соседях проблески нового гражданского сознания. Отсюда — его выдержка, его терпение и настойчивость.