Михаила деревьям, нигде не было видно. Вместо него тянулось освещенное
солнечными лучами, необъятное ледяное поле.
Путешественники стояли с широко раскрытыми от удивления глазами.
— Остров должен быть там!—вскричал Сабин.
— А между тем его нет!—ответил Марбр.—Но что же это значит,
господин лейтенант?
Лейтенант и миссис Барнетт молчали.
В эту минуту Калюмах подошла к лейтенанту и, взяв его за руку, сказала:
— Мы заблудились в долине! Вместо того, чтобы спуститься, пошли
вверх и очутились на том же месте, где были вчера. Идемте же, идемте
скорей!
Все машинально последовали за эскимоской, вполне доверяясь ее
инстинкту, и пошли обратно по узкому проходу, усталые и встревоженные.
Только после трехчасового странствования, уже с наступлением ночи, путники вышли на другую сторону ледяной цепи. Темнота мешала
им различить остров, но они недолго оставались в неизвестности.
Впереди, в нескольких стах шагах, они увидели перекрещивавшиеся
по всем направлениям огни, услышали частые ружейные выстрелы. Это, очевидно, были сигналы их встревоженных товарищей.
Ответив на призыв, путешественники увидели вскоре сержанта Лонга
и Томаса Блэка, вышедших к ним навстречу. Все оставшиеся в форте
были страшно встревожены участью путешественников, так как предполагали—
и не без основания—что они заблудились. Но почему же им
пришла в голову мысль, что те могут сбиться с дороги?
Потому что за эти сутки ледяное поле, а с ним и остров, переместились, сделав пол-оборота, и теперь остров находился уже не на западной, а на восточной стороне ледяных гор.
XVI. Ледоход
Спустя два часа, все возвратились в форт Надежды. На другой день, 10-го марта, солнце, наконец, осветило ту сторону берега, которая когда-
то составляла западную часть острова. Мыс Батурст, вместо того, чтобы
быть обращенным на север, теперь глядел на юг. Молодая Калюмах, которая
поняла это странное явление, была права: если не ошиблось
в своем положении солнце, то буссоль Ь8 во всяком случае ошибиться
не могла. .
Итак, положение острова Виктории вновь изменилось, на этот раз
еще более резко. С тех пор, как остров оторвался от американского берега, он описал половину круга вокруг своего центра—и не один, а вместе
со льдами, которые его оковывали. Все это указывало, что льды уже
не были сплошным мостом до берега материка и что скоро должно произойти
общее вскрытие льдов.
— Во всяком случае,—сказал лейтенант Гобсон Полине Барнетт, —
эта перемена положения острова нам может лишь благоприятствовать.
Мыс Батурст и форт Надежды повернулись теперь к югу и тем самым
приблизили нас к твердой земле, а ледяные горы, которые прежде возвышались
перед нами и затрудняли бы наше отплытие, уже больше не
отделяют от нас берегов Америки.
— Таким образом выходит, что все к лучшему?—спросила Полина
Барнетт, невольно улыбаясь.
— Да, все теперь к лучшему,— ответил Джаспер Гобсон, который
отлично сообразил выгодное для них перемещение острова Виктории.
С 10-го по 21-е марта не произошло никаких событий, но можно
было уже чувствовать приближение весны. Температура держалась между
шестью и десятью градусами выше нуля. Под влиянием оттепели вскрытие
льдов могло произойти совершенно внезапно. Вскрывались все новые
и новые полыньи, и свободная вода разливалась по ледяному полю.
По местному сравнению китоловов, эти полыньи были „ранами" льдов, через которые они „истекали кровью". Треск ломавшихся льдин походил
на гром артиллерийских выстрелов. Довольно теплый дождь, который шел
уже несколько дней, тоже сильно способствовал разрушению ледяной поверхности
моря.
Птицы, которые покинули остров в начале зимы, теперь возвращались
громадными стаями. Марбр и Сабин стреляли их в большом '
количестве и на некоторых находили те билетики, которые путешественники
им привязали при отлете. Стаи белых лебедей тоже возвратились и
наполняли воздух своим резким криком. Что же касается четвероногих, плотоядных и грызунов, то они по-прежнему, следуя своей привычке, держались в окрестностях фактории, как самые привязанные к человеку
домашние животные.
Почти ежедневно, когда позволяло солнце, лейтенант Гобсон производил
измерения его высоты. Частенько и Полина Барнетт, которая научилась
обращению с секстантом, помогала ему или даже заменяла лейтенанта
в этих наблюдениях. И, действительно, было крайне необходимо
знать самые малейшие изменения в положении острова. Важный вопрос
о двух течениях был всегда на виду. Но безразличен был также вопрос
о том, куда будет отнесен остров, когда льды вскроются,—к югу или
к северу? Над этим немало думали Гобсон и Полина Барнетт.
Надо заметить, что эта удивительная женщина проявляла во всем
громадную, совершенно неженскую энергию. Товарищи ежедневно видели, как она, пренебрегая усталостью, в непогоду, в дождь или снег, изучала
разные части острова или льды, которые уже были рыхлыми и грозили
ее жизни; затем, по возвращении, вместо отдыха, она еще помогала во
всех делах фактории и давала полезные советы.
Полина Барнетт мужественно ожидала предстоящие им всем испытания, стараясь подавить в себе тот ужас, который невольно ее охватывал, когда она задумывалась над положением колонистов. Она всегда казалась
по виду невозмутимой и никто никогда не мог заподозрить наличия у нее
тех ужасных волнений, которые в ней жили. Гобсон поэтому ее глубоко
уважал.
Он питал также большое доверие и к Калюмах, полагаясь на необыкновенный
ее инстинкт. Калюмах вообще была достаточно развита
и была очень хорошо знакома со всеми явлениями полярных стран. На
борту китоловного судна она легко могла бы заменить мастера,
т.е. человека, которому во льдах вверяется управление судном. Ежедневно
Калюмах ходила осматривать состояние льдов, и по одному лишь
отдаленному звуку ломавшихся льдин она угадывала ход вскрытия. Инстинктом
она угадывала, какая льдина не могла выдержать тяжести
человека, и без малейшего колебания шла напрямик по изрезанному
промоинами ледяному полю.
С 20-го по 30-е марта оттепель сделала большие успехи. Дожди
также много способствовали таянию льда. Можно было надеяться, что
скоро наступит полное вскрытие моря и раньше, чем через пятнадцать
дней, лейтенанту Гобсону, наконец, удастся спустить свой корабль в открытые
воды, освобожденные ото льдов. Гобсону нельзя было колебаться, так как он должен был помнить, что остров, по вскрытии моря, мог быть
немедленно же отнесен к северу, если только Камчатское течение не
увлечет его в Берингов пролив.
— Нет,— повторяла часто Калюмах,— нет, этого нечего бояться
Вскрытие начнется не с севера, а с юга, и опасность там!—говорила
она, показывая на юг, где расстилался беспредельный Тихий океан.
Молодая эскимоска была в этом твердо уверена. Лейтенант Гобсон, в свою очередь, имел собственное мнение на этот счет и не боялся, что
остров мог затеряться в водах Тихого океана. Стоило лишь сесть на
корабль—и им будет нетрудно достигнуть на нем любого из материков, так как пролив в этом месте соприкасался с мысом Восточным одной
стороною и с мыссм Принца Уэльского—другой.
Совершенно поэтому понятно, с каким неослабным вниманием приходилось
наблюдать за малейшим перемещением острова. Эти перемещения
заставляли делать постоянные вычисления места нахождения острова, и
их делали всегда, когда только позволяло солнце; с этого времени лейтенант
Гобсон с товарищами сделали все приготовления на случай, если
бы отъезд надо было совершить внезапно.