в двух стах милях от ближайших берегов. Его перемещение совершалось
с постоянно увеличивавшейся скоростью. Но, даже предполагая, что эта
скорость нисколько не изменится, ему все же пришлось бы плыть еще
не меньше трех недель, или даже месяца, чтобы достигнуть этого барьера
в Беринговом море—Алеутских островов.
Но можно ли было так надеяться на крепость этого острова, ледяное
основание которого под влиянием теплых вод и державшейся не ниже
десяти градусов температуры делалось все тоньше и тоньше? Не могла
ли его почва каждую минуту исчезнуть?
Лейтенант употреблял все свои старания, чтобы ускорить достройку
плота, основание которого уже плавало на озере. Мак-Нап хотел придать
ему самую лучшую прочность, чтобы плот мог выдержать даже очень
долгое пребывание в море. Это было необходимо, так как, если бы они
не встретили какого-либо судна в Беринговых водах, то им пришлось бы
плыть до самых Алеутских островов.
Между тем остров Виктории еще не испытал никакой особенной
перемены в своем общем очертании. Осмотр его делался ежедневно, но
это было уже очень затруднительно, так как он весь был изрыт промоинами, и каждую минуту какая-либо часть могла отделиться от общей
массы. И того, кто случайно находился бы на одном из этих оторванных
его осколков, можно было уже заранее считать погибшим.
Образовавшаяся вблизи мыса Михаила глубокая пропасть, которая
затянулась было льдом во время зимы, мало-помалу вновь раскрылась.
Она простиралась теперь чуть ли не на целую милю внутрь острова, вплоть до русла высохшего ручья. Можно было опасаться, что она примет
направление этого ручья. В таком случае вся эта часть, которая
находится между мысом Михаила и портом Барнетт, отделилась бы в виде
громадного куска в несколько миль в окружности. Лейтенант Гобсон дал
своим сотоварищам совет не отлучаться без надобности, так как одного
напора моря теперь уже было достаточно для распадения территории острова.
Тем временем делались измерения толщины льда в разных местах
острова, чтобы знать, где этот лед был толще. Этими исследованиями
было установлено, что самый крепкий лед был в окрестностях мыса Батурст, на том месте, где стояла прежде старая фактория. Здесь был очень прочный
лед, а не наносная почва, которая не имела, конечно, никакого значения.
Это было очень счастливое для них обстоятельство. Все пробитые
во льду отверстия держали постоянно открытыми, чтобы можно было
ежедневно наблюдать за постепенным утончением основания острова.
Таяние было очень медленное, но оно прогрессировало с каждым днем.
Можно было решить, что остров не просуществует больше трех недель, тем более, что он направлялся к югу, т.-е. в воды, все более и более
нагреваемые лучами солнца.
В продолжение этой недели, с 19-го по 25-е мая, погода была отвратительная.
Разразилась довольно сильная буря. По небу сверкали молнии,
и гремел гром. Море, взволнованное сильным ветром с северо-запада, подымало волны, которые были очень опасны для острова. Волнение
это угрожало ему гибелью. Поэтому вся колония была настороже, готовая
в любой момент переместиться на плот, платформа которого была уже
готова. На плот были перенесены и запасы пищи и речной воды, припасенные
на всякий случай.
Во время этой бури дождь лил непрерывно, и его струи, проникая
в глубь почвы острова, разрушали его очень сильно. Этот ужасный процесс
разрушения почвы добрался и до льда подпочвы, и он быстро таял.
Во многих местах почва была снесена водою, и голый лед виднелся там
и сям. Тогда колонисты старались засыпать такие обнаженные места
песком и землею, чтобы защитить лед от солнечных лучей. Без этой
предосторожности почва могла бы обратиться в рыхлый лед.
Буря произвела громадные опустошения в окружавших берег озера
рощах. Песок и земля были смыты этим упорным и сильным дождем; деревья, не имея основания, валились в громадном множестве. В одну
ночь весь вид этой части острова, межау озером и старым портом Барнетт, совершенно изменился. Здесь, как бы случайно, кое-где лишь остались
небольшие группы берез и отдельно торчавшие сосны, уцелевшие
от бури. Поэтому было уже совершенно ясно, что разрушение острова началось
и что против этого все человеческие усилия были теперь бессильны.
Все ясно видели, что эфемерный остров исчезал. Лишь один Томас Блэк, мрачный и безмолвный, казалось, не хотел замечать ничего.
Во время бури 23-го мая охотник Сабин, покинув жилище утром,
чуть не утонул во время тумана в образовавшейся за ночь полынье. Это
случилось на том месте, где прежде стояла фактория.
До тех пор дом этот, задерживаемый землею и песком, держался, погрузившись
в лед лишь на три четверти, но волнение моря, действуя снизу, подмыло лед, дом не смог уже выдерживать тяжести нанесенных на него
земли, песку и льда и совершенно провалился в море.
Товарищи Сабина услыхали его крик и вытащили из этой полыньи, пока он еще удерживался за ее скользкие края. Он отделался, таким
образом, одним страхом, хотя это могло кончиться для него очень
плохо.
Несколько позднее доски и бревна этого дома были замечены у берегов, где они плавали, как остатки разбившегося судна. Это были последние
повреждения, причиненные бурей, — повреждения, которые, однако, свидетельствовали еще об относительной прочности острова, позволявшего
буре действовать на себя лишь снизу. Это было похоже на болезнь, разрушающую изнутри, исподволь, незаметно.
В продолжение всего дня 25-го мая ветер дул с северо-востока и не
сильнее обыкновенного сильного бриза: 71) дождь перестал, и море начало
успокаиваться. Ночь прошла без волнений, и утреннее солнце позволило
лейтенанту Гобсону сделать очень хорошее наблюдение. Положение
солнца в полдень дало следующие результаты вычислений: широта—
56° 13' и долгота—170° 23.
Быстрота следования острова по течению была громадна: он прошел
больше восьмисот миль с того места Берингова пролива, откуда двумя
месяцами раньше он начал свое плавание.
Эта быстрота передвижения вселила некоторую надежду в Гобсона.
— Друзья мои,—сказал он своим товарищам, показывая им карту
Берингова моря,— видите ли вы эти Алеутские острова? Они не дальше
двухсот миль от нас, и в девять дней мы можем их достигнуть!
Он отделался одним страхом.
— В девять дней!— отвечал сержант Лонг, опуская голову.—Это очень
долго—девять дней!
— К этому я прибавлю,—сказал лейтенант Гобсон,—что, если бы
наш остров двигался по шестьдесят восьмому меридиану, он уже достиг
бы параллели этих островов, но мне совершенно ясно, что Берингово
течение относит его к юго-западу.
Наблюдение это было совершенно верно. Течение все время относило
остров Виктории в сторону от всякой земли, может быть, даже и
от Алеутских островов, которые не простирались дальше семидесятого
меридиана.
Полина Барнетт изучала карту в совершенном молчании. Она смотрела
на поставленную карандашом точку, которая обозначала последнее
положение острова. На этой карте, очень большого масштаба, точка эта, посреди громадного Берингова моря, казалась совершенно ничтожной.
Миссис Барнетт увидела здесь и весь путь, пройденный островом с места
зимовки, ужасный путь, который роковым образом проходил между двумя
материками и, не приблизившись ни к одному из них, теперь, казалось, направлялся в Тихий океан.
Так она размышляла, погруженная в мрачную задумчивость, затем, очнувшись от нее, сказала:
— Но неужели же нельзя управлять движением нашего острова?