Он дрожал всем телом. Невыразимый ужас отражался через круглые очки в его взгляде.
В мучительной тревоге смотрели молодые люди на этого человека и молчали.
Беран попробовал было удержать ученого и провести в заднюю часть лодки, чтоб там он сел. Но Шифт с такой живостью, какой нельзя было в нем подозревать, вырвался и произнес дрожащим голосом:
— Там… посмотрите… стадо мастодонтов… Господи, мы пропали. Не стреляйте, Беккет… Бога ради, не стреляйте…
— Что он рассказывает? — проговорил Райнар с глубоким изумлением.
Беран с состраданием качал головой.
— Не стоит обращать внимания на эти слова, — говорил он. — Сейчас самое лучшее заставить Мадембу перейти в другую лодку. Он отвезет в Инонго останки Беккета.
— Да, — согласился администратор, — а мы вернемся на пост с доктором Шифтом. Я помогу грести, если нужно, тогда как вы возьмете на себя этого несчастного душевнобольного.
— Мы будем сменять друг друга, — сказал Беран.
Администратор отдал приказ Мадембе, и негр перешел в другую лодку, в которой оставалось только тело англичанина.
Мадемба проявил некоторую боязнь, оставаясь в лодке один на один с мертвецом, но Райнар приказал, и он послушался. На другой лодке исследователь поместился возле палеонтолога, тогда как Поль Райнар взялся за весла и начал грести.
Другой негр продолжал бесстрастно править.
Но доктор Шифт не соглашался сесть. Стоя в лодке, он продолжал свою странную речь, выказывая все признаки глубокого возбуждения.
— Я вам говорю, что это крик динорниса. Я в этом уверен… Мессен… Не показывайтесь… Если они почуют наше присутствие здесь, мы пропали… Не двигайтесь, мистер Беккет…
Молча слушали молодые люди, пытаясь проникнуть в мучительную тайну.
Ученый издал мрачное рычанье и вдруг заговорил в другом тоне:
— А, а, а! Я их видел… да. Я, Карл Отто Шифт, профессор Боннского университета, доктор палеонтологии, член Берлинской академии наук, ассистент многочисленных ученых обществ, член-корреспондент всех иностранных академий, удостоенный многих отличий.
Он остановился, как будто эта фраза, которую он произнес, не переводя дух, его истощила. И сейчас же, наклонившись к исследователю, он ему сказал таинственно:
— Я их видел… видел, как вижу вас.
— Кого же? — спросил Беран, который все время старался уловить какие-нибудь проблески сознания в этом хаотическом мозгу.
С исказившимся лицом, дрожащим голосом Шифт ответил:
— Кого? Их, ей, ей… Антропопитеки… Я был прав… Я знал, что я был прав. Человеко-обезьяны… Я видел прародителей человечества. Поверите ли вы в возможность этого, мой дорогой друг…
Райнар, продолжая грести, пробормотал:
— Бедняга. Его безумие неизлечимо.
— Я этого боюсь, — сказал Беран. — Но, к счастью, оно не опасно. Он не буйный сумасшедший. В его мозгу произошел какой-то резкий шок, он испытал мозговое потрясение.
— Конечно, — согласился администратор. — Я вам уже говорил, что доктор Шифт и тогда, за его краткое пребывание на посту, производил на меня впечатление возбужденного, слишком экзальтированного человека… Эта ученая экспедиция возбудила в нем нервность, почти болезненную… Он же занимался всеми приготовлениями… Он хотел все видеть, обо всем позаботиться, всем распоряжаться… Он горячее своих коллег относился к цели путешествия. Он выглядел более жизнерадостным, исполненным больших надежд, грезил о необыкновенных открытиях.
— Но… мистер Беккет? — спросил нетерпеливо Беран. — Где нашел он смерть? Как и когда?
— Доктор Шифт не способен, к сожалению, нам это рассказать, увы, — ответил Райнар.
— А оба других ученых? А их негры? Сколько острых вопросов, и ни на один из них этот несчастный не в состоянии пролить свет.
Между тем лодка подвигалась под ударами весел, которыми ловко управлял Поль Райнар.
Проехали уже половину пути, и Леон Беран поднялся, чтоб сменить гребца, а тот, в свою очередь, занял место возле сумасшедшего.
Он попробовал, говоря с ним медленно, мягко, направить разговор на предметы простые, чтоб сосредоточить внимание несчастного ученого и пробудить в его помраченном мозгу проблески разума. Он говорил о Германии, расспрашивал ученого о Бонне.
Больной сначала слушал с застывшей улыбкой, утвердительно покачивал головой, казался довольным, что слушал о своей родине. Затем вдруг воскликнул:
— Когда я вернусь и расскажу о том, что я видел, какая будет сенсация. Откажутся мне верить… У меня есть враги, завистники. Неспособные коллеги завидуют моей репутации ученого. Они попробуют бранить меня. Но я им скажу, что я сам видел, своими глазами, видел доисторических чудовищ… Я смогу им описать динотериев, мамонтов, мегатериев, периссодактилей…