— Это — Felis spelaea — королевский тигр минувших эпох, ужас всех современников…
Раздосадованный ускользнувшей добычей, на которую он рассчитывал, тигр неистово встряхнул головой и втянул воздух.
Незнакомый запах человека должен был дойти до него, так как он бегло оглядел горизонт, довольно ограниченный. Но люди оставались невидимыми.
Медленно, с могучей грацией, он опустился к воде.
Случайность или инстинкт заставил его слегка уклониться к кустам, где скрывались оба путешественника.
Обезумев, потеряв всякую способность соображать, Мадемба поднялся и хотел бежать.
Гигантская кошка заметила его, короткий момент колебалась, затем гибким прыжком, несмотря на свои размеры, оказалась на нем. Но с непривычки к такой легкой добыче зверь плохо рассчитал свой скачок. Когти задней лапы опрокинули негра и глубоко поранили его плечо, но сам он упал несколько дальше.
Леон Беран, овладев собой, уже был на ногах и, взяв ружье на прицел, закричал.
Животное, услыхав крик, удивилось, но повернулось, чтоб прикончить чернокожего. Мускулы напряглись, оно готово было опять прыгнуть. Леон не дал ему времени и выстрелил; вслед за первым раздался второй выстрел. Одна из разрывных пуль попала в лопатку. Другая, лучше направленная, через глазную впадину проникла в мозг.
Страшным толчком зверь был отброшен назад и упал мертвым.
Леон поспешил к Мадембе. Он был без сознания и потерял много крови.
Европеец исследовал рану. Это был широкий разрыв мускулов, который шел от плеча до уровня груди. Ключица была наполовину обнажена. Но ни один из важных органов не был потревожен.
— Какое счастье, — думал Леон. — Уцелеть от такого нападения.
Отыскав в мешке флакон с йодом, он смазал рану во всю ширину и, приблизив, насколько мог, куски тела один к другому, сделал перевязку.
От жгучего действия йода негр пришел в себя и застонал.
— Мой бедный Мадемба, тебе больно. Но успокойся, у тебя нет ничего опасного. Несколько дней отдыха, и все пройдет. Лежи спокойно, я уложу тебя поудобнее.
Сломав несколько веток с ближайших деревьев, нарезав листьев с кустарника, ко всему этому приложив несколько охапок травы, он устроил довольно мягкое ложе и перенес на него раненого. Затем он дал ему выпить рому и заставил проглотить две облатки хинина.
— А теперь, дружище, самое лучшее для тебя, если ты сможешь уснуть.
— Да, мессиэ. Благодарю, мессиэ, — слабо прошептал негр.
Не отходя далеко от него, Леон набрал необходимый материал для костра на ближайшую ночь.
Костер он разложил в форме круга, внутри которого было пространство, где лежал больной.
— Таким образом, — рассчитал он, — укрывшись барьером из огня, мне можно будет соснуть. Достаточно спать одним глазом и не дать потухнуть костру.
Его оптимистические предположения осуществились. Ночь прошла спокойно. Поблизости костра кишели только стервятники, привлеченные из глубины леса запахом падали. Сначала они дрались между собой, но кормежка была так велика, что борьба скоро прекратилась. Все хищники смогли разместиться на мертвом животном.
Сквозь пламя Леон Беран хорошо их различал. Но они были так же отвратительны, как и их потомки: гиены и шакалы.
Когда взошло солнце, от страшной кошки, которая еще вчера была неоспоримым владыкой леса, остался один остов, прекрасно очищенный. Раненый проснулся, его сильно лихорадило.
— Ну, Мадемба, как ты себя чувствуешь?
— Нет хорошо, мессиэ, — жаловался негр.
— Ты преувеличиваешь. Это, конечно, скучно болеть и лежать неподвижно, но у тебя ничего не разбито, ничего серьезно не повреждено, я тебе это повторяю. Через несколько дней ты будешь на ногах. Чувствуешь голод?
— Нет, мессиэ. Мне очень жажда…
— Да, у тебя лихорадка. На, выпей…
И он протянул ему стакан, в котором было немного рому с водой, вскипяченной за ночь на костре.
Негр выпил с жадностью, принял хинные облатки, предложенные Леоном, и, все еще слабый от потери крови, заснул.
Беран, опоражнивая содержимое одной из коробок с консервами, раздумывал:
— Как найти следы экспедиции? Не отклонился ли он в сторону, упорно придерживаясь течения реки? Необходимо проникнуть в лес, чтоб заняться поисками каких-нибудь указаний, могущих служить признаком их прохода. Но пока Мадемба будет лежать, об этом не приходится и думать. Судьбе угодно было превратить меня в сиделку, — исполним покорно обязанности, которые она мне вручает. У каждого дня своя забота.
Он принялся ухаживать за раненым, делал перевязки, пичкал хиной и заставлял есть, как только лихорадка начинала уступать.