— Лучше бы дядьку одноглазым сделал, — заметила Ворона.
— Не мешай, Карамба! — Белый Полянин отмахнулся от Вороны. — А ты знаешь, что это за человек — дядька?
— Да нет, — сказал Тутукин. — Просто так написал. Дядька и дядька. Меня в детстве родители всегда дядькой пугали. Вот, мол, не будешь есть кашу — придёт дядька. Вот не будешь слушаться — дядька придёт. Я этого дядьки страшно боялся, когда маленький был.
— В том-то и дело! Надо думать, когда пишешь. Вот ты, к примеру, написал, что Королевич полез в колодец воды испить.
— Ну?
— А дядька возьми и захлопни крышку на колодце! И на замок!
— Так, минуточку! — Тутукин вскочил с места. — Я такого не писал!
— Правильно, не писал. Вот твой последний листочек, мы его тоже нашли. Читаем:
«ПОДОШЛИ ОНИ К КОЛОДЦУ. «ХОРОШО БЫ ВОДЫ НАПИТЬСЯ», — СКАЗАЛ КОРОЛЕВИЧ. «НАПЕЙСЯ, КОЛЬ ХОЧЕШЬ», — РАВНОДУШНО ОТВЕТИЛ ДЯДЬКА. ВЕДРА У КОЛОДЦА НЕ ОКАЗАЛОСЬ, ТОЛЬКО ВЕРЁВКА НА ВОРОТЕ БОЛТАЛАСЬ. КОРОЛЕВИЧ УХВАТИЛСЯ ЗА ВЕРЁВКУ И СТАЛ СПУСКАТЬСЯ К ВОДЕ»… Всё.
— Ну-ка дайте сюда. — Тутукин схватил листочек. — И правда, всё. Я так обрадовался тому, что написал… Очень хорошо получилось… Раньше не писалось, а тут пошло, пошло…
— И ты на радостях бросил в беде Королевича, стал пускать самолётики, а потом пошёл гулять.
— А ещё писатель называется! — съязвила Ворона.
— Я никого в беде не бросал! — возразил Тутукин. — Я просто устал и сделал перерыв.
— Ага! — Белый Полянин покачал головой. — Ты думаешь, Королевич вечно может на мокрой верёвке в колодце висеть?
— Сейчас допишу. — Тутукин стал шарить по столу. — Где моя ручка? Вы здесь не видели ручку?
Ворона прицелилась и больно клюнула его в палец.
Писатель взвыл от боли.
— Вы что?! — захныкал Тутукин. — Зачем вы меня клюнули? Вот глупая птица!
Он стал дуть на больной палец.
— Она на тебя в обиде за то, что ты её одноглазой сделал, — сказал старик.
— Вот-вот, — подтвердила Ворона.
— Нет проблем! Сейчас перепишем! Сделаем ей хоть три глаза! — заторопился Тутукин. — Вот только ручку найду.
— Дописывать сейчас ничего не надо. И исправлять ничего нельзя. Что написано пером, того не вырубишь топором, слышал, наверное. Ибо нарушится взаимосвязь времён, — загадочно сказал бывший богатырь, вставая. — Вернёшься — тогда допишешь. А сейчас одевайся и пойдём с нами!
— Зачем это? Куда это я пойду с вами?
— Туда, — сказал Белый Полянин и указал пальцем в сторону мостков. — Пока туда не сходишь — ничего не сможешь дописать. Сам будешь мучиться и нас загубишь. Понял меня? Только накинь чего-нибудь. У нас ночи похолоднее будут, чем у вас.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Ярко светила луна.
Они шли по длинным шатким мосткам. Впереди — высокий старик в лохмотьях, на плече которого сидела одноглазая Ворона, позади — Тутукин. На нём был прозрачный полиэтиленовый дождевик поверх ватника, соломенная шляпа с пером и старые дырявые резиновые сапоги.
Внизу тихо булькала речка.
Тутукин оглянулся. На противоположном берегу, там, где мостки начинались, светилась полоска света. Это была его веранда.
«Запоминать дорогу!» — приказал себе Тутукин.
— Как речка называется? — громко спросил он у старика.
— Пока никак, — ответил тот. — Сам придумай, дело хозяйское.
«Действительно, это же моя сказка!» — подумал Тутукин и радостно крикнул первое, что пришло в голову:
— Кукушка!
— Пусть будет Кукушка, — согласился старик.
— Это потому, что посёлок называется Средние Кукуши.
— Тебе виднее, — ответил старик.
Вышли на другой берег. Сразу за мостками стоял огромный камень, от которого расходились три дороги.
— Куда идём? — бодро спросил Тутукин.
— А это, как говорится, кому куда, — мудрено ответил старец.
Тутукин подошёл к камню поближе.
— На таких камнях обычно пишут указатель, куда идти. — Он обошёл камень вокруг.
— Какой указатель? — спросил старик.
— Ну, типа налево пойдёшь — коня потеряешь, направо пойдёшь — кошелёк потеряешь, прямо пойдёшь — жизнь потеряешь. Всегда такие стоят.