— Если бы речь шла о Сурабайе, Батавии или ином подобном пункте, я не давал бы вам гарантии, хотя и уверен, что опасности там быть не может. Что же касается Суракарты, то — гарантирую успех. Правда, есть и у нас фантазеры-националисты, мечтающие о восстановлении древней Матарамской империи. Но они мечтают об этом уже несколько сот лет и могут мечтать еще тысячи, но — без малейшего вреда для нас!
— Очень вам благодарен, — на этот раз искренне сказал Гейс, для которого заверения резидента были дороже, чем для мнимого ван Дэкера. — Мы все это обязательно учтем. После разговора с резидентом ему нечего было больше делать в городе, но пришлось выжидать еще три дня. Два из них кое-как протомился, а на третий попал в гости к самому сусухунану.
Вышло так, что на празднике Гааз познакомил Гейса с Радан-Бого.
— Он может быть полезен в вашем деле, — шепнул чиновник, подходя к министру с «ван Дэкером».
Гейс внимательно посмотрел в глаза Гаазу: что это значит? Неужели ему известно, о чем шел разговор в доме Пандо? Неужели Пандо изменник? Но тут же понял свою ошибку и улыбнулся:
— Не думал, что мне придется иметь дело с самим министром, — сказал он.
Хитрые масляные глазки Радан-Бого угодливо забегали со стороны в сторону, когда он здоровался с голландцами. Разговаривать с ним у Гейса не было никакого желания, и он с облегчением вздохнул, когда после нескольких пустых фраз Радан-Бого убежал, как он выразился, «по хозяйственным делам».
Праздник продолжался в залах дворца. Главным номером были яванские танцы «сримпи» и «бедойо»: гамелянг заиграл тягучую, однообразную мелодию, и на середину зала вышли танцовщицы — исключительно принцессы императорского рода.
Танец состоял из свободных движений, как бы прогулки с приседаниями и выгибаниями, похожими на движения змей, причем туловища и руки танцовщиц двигались больше, чем ноги. Особенно поражали изгибы рук, пальцев, суставов, казавшиеся неестественными.
Необычная обстановка, публика, танцовщицы и их змеиный танец под однообразную музыку действовали на Гейса усыпляюще. Тем более что прошло полчаса, час, полтора, а танцу не было видно конца.
Сусухунан сидел возле стола, потягивал холодный напиток, курил и, как видно, с удовольствием наблюдал за танцем. Вот он кашлянул, и к нему тотчас подползла девушка с золотой царской плевательницей. Получив порцию царской слюны, она отползла назад, держа плевательницу над головой.
А резидент страдал: много раз видел он эти танцы, вначале так интересующие европейцев, а потом надоедающие до зевоты. Особенно когда они продолжаются почти два часа. Вот почему и зевал резидент и вертелся на стуле, лишь бы не уснуть, и очень обрадовался, когда танец кончился.
Приближался вечер. Гости вышли на веранду, в сад.
— Что же дальше? — спросил Гейс у Гааза.
— Вероятно, европейские танцы, а в двенадцатом часу ужин.
— Жаль, что не наоборот, — сказал Гейс. — Очень хочется поужинать за императорским столом.
Но судьба избавила его от этого счастья. Подошел Радан-Бого и сказал, что возле входа во дворец ждет слуга господина ван Дэкера, имеющий сообщить своему туану что-то весьма важное.
Его действительно ожидал Салул.
— Из-за тебя мне не удалось поужинать с его величеством, — шутливо упрекнул его Гейс, когда они отошли от дворца.
— Ничего, поужинаем там когда-нибудь вместе, за тем же самым столом, — в тон ему ответил Салул.
Когда гости сусухунана под утро разъезжались по домам, они могли заметить, что в одном из окон отеля все еще горит свет…
А на следующее утро пришел посланец от Пандо. Участники совещания должны были собраться километрах в пятнадцати отсюда, в лесу, в руинах древнего храма, куда и должен был провести Гейса и Салула этот посланец.
Наняли подводу без возницы (вместо него сел посланец) и после полудня двинулись в дорогу. Городок жил своей обычной жизнью. Копошились туземцы. Временами проходил или проезжал европеец. Качался в воздухе пайонг какого-нибудь сановника. Никто, казалось, не обращал внимания на наших путников.
И никто не мог бы подумать, что за ними наблюдает целый хвост заинтересованных лиц…
V. ДРУЗЬЯ ПОНЕВОЛЕ
Неожиданный приятель. — Волк и овца. — Китайские похороны. — Трагикомедия на кладбище. — По одному следу. — Смерть предателя.
Нонг впервые попал в большой город. Очутившись на улицах Батавии, он с удивлением глядел на громадные дома, на витрины магазинов с дорогими вещами в них, на трамвай, на городскую публику. Все происходившее с ним было таким неожиданным, необычайным. Каким образом и почему он очутился тут? Будто какая-то сила подхватила Нонга и перенесла в иной мир. И в этом новом мире он стал обладателем целых ста гульденов! Огромное богатство! Он не мог поверить, что все это правда, и снова и снова проверял деньги, — тут ли они?
Бантам, леса, таинственные товарищи… Да было ли все это? Обещал ли он связать с ними свою судьбу?
Зачем ему все это, если он теперь богат и может жить как хочет! Сто гульденов — не шутка! Деньги, казалось, жгли Нонгу руки. Чудилось, что все вокруг видят его богатство и завидуют ему. Может, даже хотят отобрать деньги, — и он спрятал их поглубже…
— Видать, браток, ты рад, что вырвался? — услышал он над ухом чей-то голос, и чья-то рука по-приятельски опустилась на его плечо.
Нонг вздрогнул: перед ним стоял человек, там, в суде, подтвердивший, что «это не он».
— Это я пожалел тебя, — сказал человек. — Вижу, парень ты хороший, неиспорченный. Зря, думаю, страдает, надо помочь! Ну и сказал, чтобы выпустили. А то пришлось бы тебе страдать… В таких делах нелегко освободиться без чьей-либо помощи, хоть бы ты и тысячу раз был невиновен.
Нонг слушал эту дружескую болтовню и чувствовал себя все хуже и хуже. Острое лицо человека, лисий голос, бегающие глаза его производили очень неприятное впечатление.
«Что ему от меня нужно? Не хочет ли выманить деньги?» — думал юноша.
А новый приятель не только не зарился на его деньги, но даже сам предложил угостить Нонга:
— Пойдем, браток, угощу. Ты тут человек новый, и я могу быть тебе полезен. Иначе получится так, что, освободившись от одной беды, попадешь в другую. Я же окажусь и виноват!
И он весело рассмеялся.
Улыбнулся и Нонг: этот чудак начал интересовать его.
— «Ну что ж, — подумал он, — если ты такой заботливый, — хорошо. Но и меня, брат, не проведешь. Вижу, что ты за птица…»
Нонг был уверен, что этот человек не знает о его богатстве. Даже если и видел, как туан давал деньги, все равно не знает, сколько дал.
Вошли в трамвай, поехали в гавань Приорк. Всю дорогу новый приятель старался забавлять парня:
— Тебя как зовут? Я забыл.
— Нонг.
— А меня — Като. Должен тебя предупредить, что у нас в городе жулик на жулике едет и жуликом погоняет. Сам увидишь! Вот почему и приятно мне познакомиться с честным человеком. Пока ты еще не испортился, — подмигнул он с хитрой усмешкой.
Но именно это здоровое, неиспорченное чутье и подсказало Нонгу, что он имеет дело с одним из таких жуликов. Быть может, Като и удалось бы преодолеть недоверие парня, если бы тот не догадывался о темной роли, которую «приятель» сыграл на следствии.
А Нонг хорошо помнил об этом. И чем больше припоминал он подробностей, тем больше убеждался, что этот тип ведет какую-то нехорошую политику. «Дружба» его явно преследует гнусную цель.
Юноша понимал, что Като знает «тех», а поэтому и отверг Нонга и его туана. Ясно, что «тех» ищут и, видно, напали на их след. Главным шпионом в этом деле является, конечно, Като. Вот и понятно, куда может завести «дружба» с ним…
Из головы Нонга сразу вылетели все впечатления, накопившиеся за последнее время. И город, и деньги, и планы собственной жизни отошли в сторону, а первое место заняли воспоминания о «тех» товарищах в лесу, о том, как сам он обещал служить их делу. Нонг почувствовал особенную гордость при мысли, что может помочь «им», уберечь товарищей от огромной опасности.