Завидев ее, шакалы затрусили прочь.
— Что им здесь нужно? — пробормотала старушка, направляясь к груде камней.— Неспроста сбежались они.
Вдруг она увидела лань, придавленную толстым деревом. Та была мертва. Задрожала старушка, слезами наполнились ее глаза.
— Бедняжка! — проговорила она.— Уж не ты ли это, милая доченька?..
Тут кто-то слабым голосом позвал:
— Мама...
Старушка поспешила на голос и увидела среди камней израненного юношу. Его прекрасное лицо было бледно, глаза закрыты. Она склонилась над ним:
— Кто ты, славный джигит?
Но юноша, не поднимая век, снова тихо позвал:
— Мама…
Старушка бросилась к пещере. Она торопилась изо всех сил. Вскоре она появилась с большой раковиной в руках. Набрала в нее воды из горного ключа, напоила незнакомца, обмыла его раны, высушила древесным мхом и покрыла целебными листьями. А сама, примостившись у изголовья, стала терпеливо ждать, когда он придет в себя.
Много времени прошло так, но вот юноша глубоко вздохнул и открыл глаза.
— Где мама?.. Я слышал ее голос....— с трудом проговорил он.
— Здесь никого нет, кроме меня, сынок. Ты мог слышать только мой голос...
— Да, да! Вот этот голос!.. Он так похож...
— Чей же ты сын, джигит?
— Моя мать — Алмаз-Ирке, добрая девушка-лань...
— Внучек мой! — воскликнула старушка.— Так я же... я мать Алмаз-Ирке.
— Бабушка!
Они крепко обнялись. От волнения оба долго не могли вымолвить ни слова.
Время шло. Луна трижды округлялась на небе и трижды снова истончалась, как серп, а старая Алмазбану все еще неустанно хлопотала вокруг больного Данира. Наконец поднялся он на ноги. Смастерил себе лук, наточил стрелы, стал ходить на охоту. Но ничто не веселило его: скучал джигит по дому родному, по матери и отцу. Даже в звуках курая слышалась теперь тоска. Когда Даниру становилось особенно грустно, поднимался он на вершину горы, и далеко вокруг разносилась его песня:
Услышала эту песню старая Алмазбану, подсела к Даниру, ласково провела рукой по его волосам и сказала:
— Внучек мой! Я знаю дорогу к твоему дому. Нелегка и опасна она...
Данир вскочил на ноги:
— Где эта дорога, бабушка?! Я теперь ничего не боюсь...
— К востоку отсюда лежит твой путь, вдоль берега реки...— показала рукой Алмазбану.
— Так пойдем со мной! Я понесу тебя на руках.
— Нет,— покачала головой старушка,— дорога эта неблизкая... И раньше, чем пойти на восток, ты должен повернуть на запад. Там, между трех гор, поселилось племя трусов.
— Что это за племя? — удивился Данир.
— Ох,— горестно вздохнула старушка,— это тоже мои дети и внуки. Они не сумели постоять за свою землю, и теперь баскак (наместник хана, правитель) злого хана хозяйничает там. Одна Алмаз-Ирке, моя любимая доченька, не покорилась врагу и превратилась в лань. Нашлись подлые предатели и трусы, которые хотели выдать меня баскаку. Настроили они детей моих против меня. Прокляла я их. «Будьте же презренными рабами,— сказала я им,— пусть всюду зовут вас жалкими трусами». Ушла я из дома родного... Так и будут они жить с этим позорным прозвищем, пока не восстанут против хана, не победят его в жестоком бою.
— Покажи мне, бабушка, дорогу к племени трусов, я помогу им! — воскликнул Данир и схватил свой лук.
Засияли глаза старушки.
— Но готов ли ты к битве? — спросила она.
— Готов, бабушка!
— Большие испытания ждут тебя в стране трусов. Хватит ли у тебя смелости?
— Хватит, бабушка!
— Этого еще мало. Ты должен будешь научить смелости тех, кто живет в той стране...
— Я научу их!
— Хорошо, внук мой. Пусть эти слова будут твоей клятвой! — твердо сказала старушка и поцеловала Данира.