Норманны стали селиться в Исландии уже в IX веке. В конце X века они добрались и до Гренландии. Первым там поселился Эрик Рыжий, которого за убийство прогнали из Исландии.
Гренландия не была ледяной пустыней. В этой холодной стране жили мирные трудолюбивые инуиты, предки нынешних эскимосов. Они не знали, что такое убийство и грабеж. Норманны безжалостно уничтожали несчастных гренландцев, сжигали их жилища. Инуиты окрестили белых людей «бледными убийцами».
В древних сагах повествуется о викингах, плазавщия на запад от Гренландии, к неведомым землям. На кораОле, унесенном бурей далеко в океан, Лейф Счастливый, сын Эрика Рыжего, открыл землю, которую назвал Каменной, потом другую, названную Лесной, и, наконец, третью, где рос дикий виноград. Эту землю викинги окрестили Винландом, то есть страной винограда.
Следом за Лейфом и другие храбрецы плавали к далекой заманчивой стране, Она, подобно Гренландии, былз обитаемой. Трлько населяли ее далеко не столь безобидные люди, как инуиты. Храбрые и воинственные коренные жители Винланда быстро отправили часть непрошеных гостей в Валгаллу…
Можно ли верить сагам о плавании норманнов на запад от Гренландии уже в первые годы XI века? И можем ли мы считать, что Винланд — не что иное, как Северная Америка?
Да. Доказательства? Их немало. Найдена составленная более чем за полвека до плавания Колумба средневековая карта, где уже обозначена часть берегов Америки. В Скандинавии разгаданы надписи на камнях, упоминающие о плавании в Винланд. Наконец, в самой Америке, в Ньюфаундленде, несколько лет назад норвежец Хельге Ингстад обнаружил остатки поселения древних норманнов.
Суровый Ньюфаундленд мало похож на «страну винограда». Однако часть исследователей вообще полагает, что слово «вин» означает «трава», а не «виноград».
В последние годы некоторые ученые доказывают, что и у викингов были предшественники.
Так на побережье Эквадора найдены обломки керамических изделий с рисунком, который встречался только в древней Японии. Анализ показал, что обломкам около четырех с половиной тысяч лет. Не исключено, что уже тогда японские рыбаки были унесены ветрами и течениями к берегам Америки.
Но предшественники Колумба, кем бы они ни были, достигли берегов Нового Света случайно. Викинги полагали, что открытые ими зом-ли — лишь далекие большие острова в морях, омывающих знакомую им Европу.
Таким образом, все же Христофор Колумб был тем, кто открыл Америку как новую, неизвестную часть света и проложил к ней путь через Атлантику.
Под парусами, на веслах…
Вот чему особенно стоит поучиться у норвежцев — умению превосходно использовать свое педолгое нежаркое лето.
В последний день рабочей недели столичная толпа выглядит необычно. Норвежцы вообще гораздо безразличнее к одежде, чем шведы, а перед воскресным отдыхом некоторые являются па работу в старых, видавших виды походных брюках, в ковбойках и с рюкзаком за плечами. Никто не будет на них коситься: эти люди, не теряя лишнего часа, прямо с работы выедут за город.
Суббота и воскресенье — для природы!
Как только закроются ворота заводов, контор, магазинов, начинается великое переселение городского люда. Город едет за город. Людьми всех возрастов полны трамваи, вагоны пригородных поездов, катера, автобусы. Едут солидно, с походной алюминиевой посудой, примусами, удочками, книгами, палатками. Едут с ночевкой, а то и с двумя.
В субботу по радио передают городские новости:
«Сегодня за город лишь по железной дороге выехало девяносто тысяч жителей Осло. Завтрашний день обещает быть солнечным и веселым».
Ну, раз так, то почему же мы должны торчать в гостинице?
Норвежская столица воскресным утром кажется вымершей. У нас такое ощущение, будто мы безнадежно проспали и последние жители города успели покинуть его раньше нас.
В трамвае — кондуктор и дремлющий полицейский: должно быть, с ночного дежурства. По дороге к пристани в вагон поднимается еще несколько человек. В просветах улиц мелькают корабельные мачты, дымящие трубы, стрелы кранов. Приехали!
У причалов Осло — корабли дальнего плавания.
В сопровождении раскормленных, ленивых чаек мы отправляемся на катере по Осло-фиорду. Девушка в синей морской форме берет микрофон:
— Господа пассажиры, мне хотелось бы пожелать вам приятной прогулки. Если вам угодно знать, Осло-фиорд тянется на сто двадцать километров. Местами он узок, но там, где/ширина всего двести метров, глубина-тоже двести метров, и опоры для моста пришлось бы делать слишком высокими…
Девушка предупреждает нас, что Осло-фиорд — это, это… Ну, в общем, он не так красив, как большие фиорды на западном побережье Норвегии.
Катер часто сбавляет скорость, чтобы не врезаться в гущу яхт, лодок, байдарок. Плывут на них не компании спортсменов, а семейства в полном составе, с дедами и внуками. Рыжий пес, стоя на носу яхты, долго брешет вслед лодке, на которой в числе путешествующих оказалась кошка с котятами.
Скалистые невысокие берега усеяны палатками. На камнях всюду лежат полураздетые люди. Солнце не избаловало их страну. Можно провести в ней месяц, так и не увидев совершенно чистого голубого неба. Потому-то каждый спешит закатать рукава рубашки и расстегнуть ворот, едва солнце выглянет из-за туч. Норвежцы — солнцепоклонники. Ожидая трамвая или автобуса, они молча стоят с полузакрытыми глазами, задрав головы так, чтобы на лицо падало побольше прямых горячих лучей.
Мы сначала приняли девушку в морской форме за помощницу капитана катера. Но она, отложив на время микрофон, покатила тележку с бутербродами и лимонадом, а на остановках продавала билеты. Весь большой катер обслуживало пять человек, и каждый из них делал несколько дел.
Осло уже скрылся из виду. Мы по-прежнему плывем среди лодок и яхт. На встречных судах приподнимают руки. Этим жестом вас приветствуют незнакомые люди и на горной тропе, и при встрече двух автобусов, и при посадке в самолет.
— А ты обратил внимание на одну особенность… — начинает Марк. Он всегда и во всем находит какие-нибудь особенности. — Прислу-шайся-ка!
Всплескивают волны, где-то далеко свистит пароход.
— Ничего не слышу.
— Вот именно, — Марк смотрит на меня с сожалением, — Норвежцы не поют на воде. Наслаждаются молча.
Минуем остров, на котором, как объясняет девушка, иногда разбивают палатки четыреста, пятьсот, а то и больше отпускников. У них есть свой палаточный магазин, они нанимают на лето врача, выбирают свою полицию.
— Полицию?
— Видите, был случай, когда один господин принес сюда пустой кошелек, а унес полный, — дипломатично отвечает девушка.
На берегах понастроены гаражи. Но в них не машины, а лодки: оставить возле берега нельзя, в шторм может разбить волной. Чтобы легче было поднимать суденышко, к самой воде проложены рельсы, по которым на тележке катят лодку.
— А вот на этом острове, — девушка показывает на скалу с маяком, — живут самые счастливые люди в Осло: у них нет соседей. Но посмотрите на пса, который лежит у дома*. Это самая несчастная собака в Норвегии: на острове нет ни пенька, ни забора, ни дерева… Пролив между островом и берегом иногда замерзает. Однажды смотритель маяка послал жену на берег к лавочнику с запиской: «Денег я сегодня, не посылаю, потому что лед ненадежен».
Девушка говорит все это с привычной улыбкой и, отложив микрофон, берется за тележку с чашечками горячего кофе.
На одной из скал — нарисованные белой краской серп и молот. Рядом, видимо, было что-то написано, но буквы соскоблены. Марк спрашивает девушку.
— Там во время войны кто-то написал: «Свободу Тельману», — отвечает она.