Только что произнес он эти слова, как бедняк провалился сквозь землю и угодил прямо в ад, ко всем чертям в гости.
А в аду, оказывается, со свининой перебои. Черти же до нее большие охотники. Пристают к бедняку:
— Отдай окорок! Отдай окорок!
Тот перепугался, прижимает окорок к себе. Тогда один из чертей говорит:
— Ладно, вот тебе в обмен чудесная мельница. Что прикажешь, то она тебе и смелет. Забирай ее — и живей отсюда назад в свое село!
Бедняк не заставил себя просить дважды. Верно, мельница оказалась чудесной: прикажи ей — и она из воздуха начнет муку молоть, только мешки подставляй.
Узнал об этом брат-богатей, пришел к бедняку и требует:
— Отдай мельницу — ведь ты ее за мой окорок получил. Смотри, судья тебя все равно заставит отдать, да еще и накажет как вора!
Ну что бедняку делать? Пришлось отдать. Богатей купил корабль, поставил на него мельницу и приказал, чтобы она молола соль. Дело-то происходило давно, соль тогда ценилась, как серебро. Богатей поднял паруса и отправился в дальние страны, чтобы продать там то, что мельница намелет во время плавания. Она знай работает. Уже и трюмы полны, а жадному кажется, что все мало, все мало… До тех пор мельница молола, пока от тяжести корабль не пошел на дно вместе с хозяином.
Чертова же мельница и сейчас на дне. Мелет и мелет без устали, все моря просолила…
Берег «южной страны» весел и наряден. Норвежцы, как и шведы, нередко красят дома в темно-красный цвет. Но возле мыса Линнеснес предпочитают белый. Маленькие белые городки и деревушки, построенные еще моряками парусного флота, прикрыты с моря поясом шхер. Светлые дома, стоящие у моря на берегу удобных гаваней, это «шкипер хус» — «домики шкипера». Их фасад открыт морским ветрам, а со стороны суши упрятан в зелень сада.
Под потолком такого «шкипер хус» висит искусно сделанная модель корабля, на котором бороздил океаны его хозяин; красивые раковины, кокосовые орехи, японские лакированные коробочки и всякие безделушки из дальних стран занимают самое почетное место в комнате, где ушедший на покой моряк сосет свою трубку и листает книги о морских приключениях.
На северо-восток от мыса Линнеснес портовые и рыбацкие городки тянутся вдоль побережья до Осло.
Возле самого большого из них — Кристиансанна — начинается долина Сетесдал. До постройки горной дороги — а это случилось не так уж давно — только узкие тропки соединяли ее с остальным миром. Повстречав на такой «муравьиной» тропе соседа,^ ведущего под уздцы вьючную лошадь, сетесдалец должен был прижиматься к скале, чтобы животное могло обойти его.
В Сетесдале можно еще найти хижины с очагом посредине, дым которого уходил через отверстие в крыше; правда, в них уже не живут. Здесь увидишь и старинные народные костюмы, надеваемые в праздники. Самое же главное: сетесдальские парни и девушки сохранили искусство складывания «стев».
«Стев» — что-то вроде нашей частушки. Это коротенькая песенка. Она может быть грустной, но чаще всего в ней задорная насмешка. Парни и девушки, собравшись потанцевать, поют старые, всем известные «стев» и тут же сочиняют новые, злободневные.
Если тебя задели в частушке — не дуйся, не хмурь брови, а тут же придумай ответную колючую «стев». Вот тогда о тебе скажут: «Этому парню не надо занимать красноречие у пастора».
Если бы вдруг повернул Гольфстрим
Вдоль западного побережья Норвегии синь моря на физических картах исчерчена неширокими полосами красных стрелок теплого течения.
Если бы мы с вами захотели проследить путь вод, приносящих тепло к берегам Скандинавии, то начинать пришлось бы с тропиков, от Флоридского пролива, родины всем известного Гольфстрима. Мощные теплые течения, порожденные им, разветвляются в Атлантике. Одна из ветвей Северо-Атлантического течения устремляется на север вдоль побережья Норвегии.
Что и говорить, повезло норвежцам: получили от природы безотказно действующее водяное отопление для целой страны! Сравните-ка зимние дожди Бергена с морозами Олекминска или Магадана, а ведь эти три города стоят примерно на одних параллелях.
— Послушай, — сказал как-то Марк, когда мы спустились с гор в теплынь побережья, — а можешь ты представить, что произойдет, если вдруг это водяное отопление испортится? Допустим, течение повернет в сторону.
— Норвежцам придется срочно конопатить стены и вставлять вторые оконные рамы.
— Только-то?
— Ну, пожалуй, яблони вымерзнут…
Марк усмехнулся.
— Я еще мальчишкой читал фантастический роман одного французского писателя о человеке, укравшем Гольфстрим, — сказал он. — Это был потомок уничтоженных европейцами ацтеков, древних обитателей Мексики, посвятивший жизнь мщению. Он нашел какие-то быстро растущие кораллы — не помню, как они там называются, — и создал коралловые рифы как раз на пути теплых вод. Он украл Гольфстрим у Европы, заставил его повернуть прочь от ее берегов. И что ты думаешь? Я не говорю уж о замерзших гаванях, о снежных заносах, но в Скандинавии начался чуть ли не новый ледниковый период. А ты — «яблони вымерзнут»…
Позже, уже в Москве, Марк, верный себе, показал мне вырезку из газеты. Там были приведены расчеты норвежского профессора Хакона Мосби. Если бы Норвегии понадобилось «водяное отопление» заменить нефтяным, то горючее пришлось бы возить в трюмах пятисот двадцати пяти тысяч гигантских танкеров. По мнению ученого, течение отдает Норвежскому морю три четверти своего тепла и только четверть уносит дальше, в Северный Ледовитый океан.
Последние годы в Гольфстриме что-то «испортилось». Он недодал тепла северо-восточным берегам Америки. Может быть, в его мощный поток поднялись охлажденные воды глубин? Для разгадки этой и многих других загадок Гольфстрима в особой подводной лодке — мезоскафе — ученые во главе с профессором Жаном Пикаром летом 1969 года проплыли в струях вод теплого течения 2700 километров. По выражению Пикара, были открыты многие тайны Гольфстрима, однако в его глубинах их осталось еще больше…
Уверяют, что в приморских городах маленькие норвежцы следом за словом «мама» учатся выговаривать слово «рыба».
Но если северо-восточные берега Америки недополучили свое от Гольфстрима, то возле Скандинавии утеплитель действует пока почти безотказно. Западное побережье согрето его дыханием. Это важно не только для садоводов и земледельцев, но и для рыбаков. Благоприятная температура вод привлекает к Атлантическому побережью Норвегии несметные полчища сельди.
Большую часть года сельдь проводит в открытом море далеко от норвежских берегов. Обычно к середине декабря первые ее косяки трогаются на нерест в теплые воды.
Тем временем на протяжении нескольких сот километров западного побережья в гаванях накапливаются рыболовецкие суда, готовые по первому сигналу выйти в море. Этот сигнал дают с разведочных исследовательских кораблей, встречающих рыбу далеко в море. И вот радио сообщает:
— Сельдь идет!
Тотчас пустеют гавани главных «сельдяных городов» — Хаугесунна, Молле, Олесунна. В море устремляются тысячи открытых моторных лодок, среди которых движутся и большие траулеры, оборудованные по последнему слову техники. Хорошо, если море спокойно. Но бываем, что флот уходит навстречу свирепому зимнему шторму, и тогда во многих домах с тревогой ждут известий о затонувших судах.
В тот год, когда струи течения недостаточно теплы, сельдь не идет к берегу, и ее приходится искать далеко в океане. Это «черный год»: маленькие суда, которые годны лишь для лова в прибрежных водах, возвращаются с пустыми трюмами. Уныние охватывает не только рыбаков, но и рабочих большого города Ставангера, где находятся главные консервные заводы страны. Отсюда по всему свету расходятся миллионы коробок с очень вкусными сардинами «брислинг».
Ни один город в мире не продает столько рыбных консервов, сколько Ставангер в годы хороших уловов. Если же наступает «черный год», то на консервных заводах останавливают машины, и рабочие оказываются без дела.