Ка’и предложил мне несколько отравленных наконечников — слишком редкостный товар, чтобы от него отказываться, тем более что они занимали мало места. Я спросил через Безила и Фоньюве, нельзя ли приобрести немного кураре или какие-нибудь составные части яда.
Можно, ответил Ка’и, хоть сейчас, я могу пройти с ним туда, где он хранит яд.
С огромным волнением последовал я за ним по узкой тропе через посадки сахарного тростника. Пригнувшись, чтобы не задеть осиное гнездо, прилепившееся на нижней стороне листа, я увидел вдруг небольшой шалаш из пальмового луба. Это убежище, святая святых, было запретным для непосвященных мужчин, для всех женщин и обычно для всех чужаков. Внутри стояла скамеечка; на маленьких полочках и на полу вокруг прогоревшего очага лежали кусочки коры и кореньев, а рядом с ними бамбуковые щепочки для наконечников.
Обрадованный и пораженный оказанным мне доверием, я молча смотрел, как он собирает три важнейшие составные части яда — грязные кусочки коры, — заворачивает их в пальмовый лист и подает мне.
Затем, к моему величайшему изумлению, Ка’и стал рассказывать, как приготавливает яд. Десятки людей тщетно пытались выведать этот секрет у индейцев, и теперь, когда мне добровольно раскрывали его, я страшно мучился от того, что не могу объясниться непосредственно.
Общение особенно затруднялось тем, что я целиком зависел от настроения Фоньюве. Без него перевод был невозможен, а он, как назло, упрямился. Видно, Фоньюве и сам делал кураре, и теперь, вместо того, чтобы повторять четкие исчерпывающие объяснения Ка’и, предпочитал рассказывать о себе. Он размахивал руками, надувал щеки, сверкал глазами и расписывал, какое это опасное дело, как человек истощается и худеет, что во время приготовления яда можно есть только кашу и маниоковые лепешки, что приходится целыми днями сидеть у костра и мешать, мешать, мешать…
Несколько ваписианов, пришедших с нами, сгрудились вокруг, и Фоньюве, донельзя довольный всеобщим вниманием, жеманился и играл, как артист. Зловещая улыбка кривила его губы, он выл, колотя себя в грудь.
— Ооо! Ооо! Ооо! — Фоньюве провел по щекам, словно стирая слезы.
— Его невозможно понять, — объяснил Безил. — Он просто мычит и все[84].
Тем не менее, тщательно записывая все, что говорилось, я смог восстановить способ приготовления кураре.
Мужчина целый месяц не должен прикасаться к женщине, даже к своей жене, не должен купаться. По истечении этого срока он входит в шалаш, где собраны следующие составные части.
1. Самый ядовитый ингредиент — корень, который маваяны называют «осити», а ваи-ваи — «баравету»; по-видимому, корень одного из представителей Strychnos. Его толкут и кипятят в горшке, затем, час или два спустя, добавляют, измельчив остальные ингредиенты в следующей последовательности:
2. Второй по ядовитости ингредиент — кора, которую мавайяны, называют «квитару-дедийен», ваписианы — «кварар»; очевидно, кора представителя Lonchocarpus.
3. Листья, которые собирают в горах и называют «змеиный язык» («вианьюба» — на языке мавайянов, «окоин-юро» — на языке ваи-ваи, «кварар-ненуб» — на языке ваписианов). Речь идет, вероятно, о листьях арума, содержащих крахмал и служащих связующим веществом.
4. Ствол растения метровой высоты, называющегося на языках мавайянов и ваписианов «таутау».
5. Листья вьющегося растения, которые мавайяны называют «ачури-туна», а ваи-ваи — «ватва-матко», или «туатуа-матко» («туатуа» означает аллигатор).
6. Зубы и яд змеи «шавити» (мавайянское название) или «ко’и» (на языке ваи-ваи); без сомнения, бушмейстера или копьеголовой куфии[85].
Все вместе варят девять дней на медленном огне, добавляя по мере надобности воду и снимая пену. При этом варево надо непрерывно перемешивать день и ночь. Все это время разрешается есть только кашу из фариньи и маниоковые лепешки, вследствие чего, а также из-за бессонницы и постоянного напряжения, человек очень сильно худеет и ослабевает.
Через девять дней варево превращается в густую красновато-коричневую клейкую массу. Изготовленные заранее бамбуковые наконечники макают в яд, прикрепляют к использованной стреле, которая убила животное, и медленно вращают над огнем, пока наконечник не просохнет. Неиспользованный яд выбрасывают.
Разглядывая раньше такие наконечники, я обратил внимание на узкий желобок, извивающийся спирально от острия до основания. Теперь я понял, что эта бороздка позволяет брать больше яда на наконечник; возможно также, что она содействует лучшему проникновению отравы в кровь. Кроме того, все основание окружал узкий паз, — чтобы наконечник обламывался и оставался в ране, а не выдергивался, если животное попытается освободиться от него.
84
Миссионер рассказывал мне позже, что у ваи-ваи есть особый «язык», в котором слова образованы от звукоподражаний и к которому они прибегают для описания особенно важных вещей. Таким образом, бессвязные речи Фоньюве были не кривляньем, а просто свидетельством его пристрастия к этому, более поэтическому языку.
85
Индейцы очень точно обозначают растения и животных, и будущий исследователь без труда определит те ингредиенты из приведенного списка, которые мне не удалось собрать и опознать.