Всего за два с половиной дня, а не за неделю, как предполагалось, мы достигли верховий. Вода не спадала, и мы легко проходили там, где раньше пробивались ценой больших усилий. Однако русло быстро сужалось, и вскоре водоскаты преградили путь.
— Камиша! — кричал Джордж, когда Кирифакка, сияя улыбкой, выскакивал за борт и вода покрывала связки белых зубов пекари, опоясывавших его загорелые бедра.
В широкой пойме с ее многочисленными купами бамбука все деревья стояли в цвету. Затем мы снова очутились в лесном туннеле между холмами. Река здесь изобиловала стремнинами; за час нам удалось пройти всего триста метров. И вот мы у тех самых порогов, где наша лодка едва не утонула на следующий день после того, как ее спустили на воду. Никто из нас не ждал, что мы доберемся сюда так быстро. До деревни Манаты оставалось полтора километра; вещи можно было донести на себе. Мы пристали к берегу и привязали наше суденышко лианой.
С грустью смотрел я в последний раз на нашу большую лодку. Она лежала пустая, никому не нужная, так как была чересчур велика, чтобы индейцы могли пользоваться ею. Она честно поработала: заплатанные борта выдержали до конца, двухдюймовое днище устояло против всех ударов. Внутри лодка позеленела от плесени, опилки свидетельствовали об атаках древоточцев. Первое же половодье унесет ее, похоронит, наполнив песком и листьями, где-нибудь ниже по течению.
— На этой лодке я совершил путешествие, которого никогда не забуду…
Знахари
Я дождался остальных, и все вместе мы направились к деревне. Как-то не верилось, что мы снова на знакомой тропе. Разлившиеся ручейки заставили нас идти в обход, через лес. Впереди раздавался стук топора; мы направились в ту сторону и вскоре очутились на залитой солнцем прогалине, которую индейцы как раз начали расчищать перед нашим отплытием.
— Юхме! Юхме! Юхме! Юхме!
Старик, увидев нас, уронил топор и настойчиво твердил свое имя; боялся, должно быть, что мы его не узнаем.
А вот и Сэм спешит навстречу, окруженный сворой оголтелых псов. Вид у него ужасно расстроенный, по щекам струятся слезы. Схватив мою руку, Сэм потянул меня за собой, умоляя идти скорее.
Возле конического дома в гамаке под навесом лежала его жена. Я с трудом узнал в ней веселую женщину, которую видел в прошлый раз. Она казалась вдвое старше своих тридцати пяти лет, лицо посерело, на губах запеклась желтая пена. Правое колено и кисть левой руки страшно распухли, точно от яда; бедная женщина не могла пошевелиться.
— Пожалуйста, останьтесь здесь хоть на несколько дней, вылечите ее, — умолял Сэм. — Если она умрет, я больше никогда сюда не вернусь. Брошу все, уйду с вами и поселюсь в саваннах.
Я спросил Сэма, давно ли больна его жена.
— Дней семь. Это Вайяма на нее болезнь напустил. Он подул на нее и говорил какие-то слова[99], потом ушел назад на Эссекибо. С тех пор она болеет.
Я измерил температуру больной: сорок с лишним. Женщина, казалось, обречена… Температура… Что ж, этот симптом мне — увы! — слишком хорошо знаком. Зато остальное — опухоли, рвота — было новостью для меня. Должно быть, болезнь опять видоизменилась; или эти осложнения — результат индейского врачевания?
Я оглянулся. Под соседним гамаком, в котором сидел унылый пятнистый пес, стоял стул, а на нем валялся какой-то плетеный предмет длиной сантиметров двадцать, очертаниями напоминающий рыбу и полный огромных черных муравьев. Они тщетно силились выбраться — только челюсти торчали наружу. Это был «муравьиный пластырь», подобный тем, который многие здешние племена применяют при церемониях посвящения[100], только значительно меньшего размера. Такой «пластырь», вероятно, очень хорошо помогает при ревматизме и мышечных болях, но в данном случае именно он, по-видимому, вызвал опухоли и страшную слабость больной.
Я натер ей колено и кисть жидкой мазью, потом дал принять четыре таблетки сульфатиазола и две атебрина.
— Кто-нибудь еще болел? Как старик Уильям?
— Нет, все, кроме нее, здоровы. Ее вынесли сюда, чтобы ее отец, Маната, мог ее вылечить. Он знаменитый волшебник. Сейчас пошел лекарства искать[101]. Уж он и так, и этак старался, да только чары Вайямы оказались очень уж сильными!
Мне стало не по себе, когда я услышал, что добряка Вайяму незаслуженно обвинили в распространении болезни, от которой он же сам страдал. Теперь, даже если жена Сэма поправится, все равно Вайяму будут считать врагом, а если она умрет, то и его жизнь окажется под угрозой.
Чтобы меньше волновать больную своими посещениями, я оставил Сэму еще четыре таблетки сульфатиазола и попросил его дать их ей на закате. С трогательной благодарностью он обещал выполнить мое предписание.
99
Когда колдун хочет «напустить» болезнь на человека или наоборот — вылечить его, он дует просто так или табачным дымом, иногда приговаривая что-нибудь.
101
Сэм, очевидно, имел в виду муравьев. Речь идет о сравнительно редких, очень ядовитых муравьях