Медленно сгущались сумерки, а когда стало невозможно различать затонувшие бревна, мы свернули к берегу. Крутой песчаный откос, густо поросший узловатыми гуайявами, генипами и другими мелкими деревьями, поднимался метров на двенадцать, завершаясь острым гребнем.
Я повесил фонарь в глубокой яме между корнями и сел обедать. На небе выплыла полная луна, осветив асфальтово-черную воду. После обеда я забрался в гамак и стал смотреть, как наши рыболовы вытаскивают здоровенных, больше метра, хаимар. Глаза рыб, попадая в луч света, вспыхивали красными огоньками.
Среди ночи я внезапно проснулся. Луна превратила небо в серебристо-синюю чашу, опирающуюся краями на ажурную кайму листвы. Тихий ветер прошел по кронам и изменил узор. У самого моего лица лежали черными силуэтами упавшие на накомарник листья, а над животом точно парила в воздухе древесная лягушка с широко растопыренными пальцами.
Я приподнялся на локте, любуясь сиянием в лесу, торчащими из реки утесами… Вода стала прозрачной, и с высоты десяти метров подводные камни и мели казались роем затопленных островков. Что это — игра лунного света? Или иллюзия, сонное видение? Я лег и уснул опять.
Тэннер уменьшил поступление горючего и заставил мотор работать почти нормально, добился даже того, что он стал заводиться. С утра мы плыли среди гладкой равнины; широкое русло петляло, образуя заливы и лагуны, по берегам которых росли болотные акации. Затем пошла сильно пересеченная местность, река сузилась, повороты стали круче, с резкими изломами там, где скалы преграждали путь потоку. Несколько раз нам пришлось даже разгружать лодку и переносить вещи по берегу.
Малейшая задержка раздражала меня. Я не представлял себе, что со мной будет, если мы опоздаем к самолету. Времени оставалось в обрез. А вдруг волы не придут?.. Нет, об этом лучше не думать…
С каждым днем все сильнее сказывалось переутомление. Время, время, время подгоняло меня на протяжении всей экспедиции. Скорее бы выйти из леса! Не потому, что я не любил лес или не интересовался им, — одна только эта экспедиция на годы обеспечила меня материалом для исследований, но на этот раз пребывание в дебрях затянулось, а я не мог ограничить лесом свое существование! Меня тянуло в центр моего привычного мира — не в Джорджтаун, и даже не в Вест-Индию, а в Европу. Мне нужно было увидеть свой дом, подвести итог пройденному пути и обдумать задачи на будущее.
Над нами летали попарно ара — длиннохвостые, с короткими, точно обрубленными крыльями. Одолеваемые любопытством, они сворачивали со своего пути к нам, потом летели дальше. Я завидовал им, мечтал о крыльях, чтобы взлететь над зелеными куполами. Мысленно я переносился в места, которых не видел много лет. Вспоминал Альпы, вид с одной из вершин Юры, белые зубцы вдоль всего горизонта… Париж, звуки музыки в студенческом клубе, табачный дым, веселье… Но вот опять — Кассикаитю, и я стою на длинном стволе, через который надо перетащить лодку.
На одном из водоскатов нам встретились две каменные глыбы с рисунками. Мелкие борозды, вероятно выбитые ударом камня, образовали очертания человеческой фигуры и четвероногого существа, похожего на жабу; рядом помещались непонятные значки и закорючки.
— Кто это вытесал? — спросил я. — Тарумы?
— Нет, — ответил Марк, — это сделали еще до них. — Говорят, что это вытесано женщинами.
Тимехри — так называют здесь наскальные изображения, или петроглифы, — очень часто встречаются на порогах гвианских рек; порой их можно видеть и на суше. Некоторые кажутся вытесанными совсем недавно, однако никто не может (или не хочет) объяснить, кем они сделаны и что означают. Большая часть петроглифов — явно древнего происхождения. Их узоры не имеют ничего общего с современным местным искусством, хотя на некоторых изображены люди в венцах из перьев, похожих на те, что индейцы носят и поныне. Этнографы предполагают, что наскальные изображения предназначались для ориентировки. А может быть, это пограничные знаки? Или летопись битв и охоты? Или символы, обозначающие место сбора племен? Или плод фантазии случайного путника? Наконец, не исключена возможность, что петроглифы имели магическое, ритуальное значение, о котором мы можем только догадываться. Как бы то ни было, древние изображения служат единственным свидетельством жизни давно исчезнувших народов.
Уже смеркалось, когда мы увидели впереди сложенный из камней причал и вытащенную на берег лодку; чуть поодаль рос молодой лесок.