Джордж и его подчиненные посвятили немало времени рыбной ловле. Однако им попадались рыбешки не больше пятнадцати сантиметров. Это означало, что где-то ниже по течению водопады преграждают путь рыбе вверх, а также, что нам не удастся пополнить свои продовольственные запасы…
Все следующее утро я сортировал образцы, собранные за последние два дня. Отряд Джорджа отправился прорубать тропу к водопаду, гул которого доносился к нам. Эока и Эндрью пошли на охоту, один с луком и стрелами, другой — с ружьем. Тэннер занялся стиркой. Иона лежал в гамаке, измотанный тяжелыми переходами.
Только ушли охотники — на противоположном берегу появилась стая агами. Они ворошили листья, разыскивая насекомых, и тихонько трубили друг другу: «не разбредаться!» Тэннер, Иона и я остались в лагере одни, и стрелять нам было нечем. Агами размерами и видом напоминают длинноногих цесарок, оперение у них черное, и лишь на плечах накинута изящная пепельно-серая «накидка», а грудка и шея — пурпурные. Трудно найти в лесу птиц, равных им по красоте.
Немного спустя послышался новый звук: из-за лагеря доносилось взволнованное «Чррр! чрр! йик! йик! уэрк! уэк!» Приглядевшись, я увидел в зарослях множество суетливых пичужек. Это были прелестные создания с красными «воротниками», красными хвостиками и черно-белыми крапчатыми хохолками. Я сразу узнал муравьеловок, хотя никогда не видел их раньше. Осторожно, стараясь не вспугнуть птиц, я пошел в ту сторону и уловил вдруг странный шум: точно вставали дыбом волосы матери-земли; то шуршали бесчисленные листья. Над подстилкой во все стороны метались насекомые. Птички умело ловили их; к трапезе присоединился даже низко летевший сокол. А затем показалась великая армия муравьев. Они двигались многими колоннами, каждая около пятнадцати сантиметров в ширину. Словно танковые корпуса, муравьи совершали обходные маневры, окружая большие участки и тщательно прочесывая их, затем быстро взбирались на невысокие деревья и ощупывали каждый листик. Перешагивая через колонны, я прошел до самого центра армии, растянувшейся метров на тридцать в ширину и представлявшей собой сложное переплетение муравьиных «полков». Казалось, что наш лагерь лежит на их пути, но они обогнули его, пройдя метрах в десяти от прогалины.
Все утро муравьиная армия быстро ползла мимо нас на юг со скоростью одного-полутора метров в минуту. К полудню она скрылась, птичьи голоса стихли, в лесу воцарилась тишина.
Я пил кофе и ел «печенье» — вязкие лепешки из пресного теста с тресковой икрой. Позже вернулся Джордж и его отряд. Они нашли водопад, но не смогли подняться по противоположному склону — сплошному нагромождению камней, покрытых мхом и листьями. Пока я ел, Эока, Якота и Манака уставились на меня и потирали животы, провожая каждый проглоченный мной кусок тяжелыми вздохами. Я попытался знаками объяснить им, что, дескать, ем лягушачью икру.
— Кёото, кириванхи! (Лягушка — хорошо!) — отозвались они и с радостью приняли угощение.
После еды мы поднялись на бугор позади лагеря и разметили участок. Индейцы были недовольны, выразительными жестами жаловались на голод и усталость, хотя еду мы с ними делили поровну.
Появилась стайка обезьян; ружье осталось в лагере, Якота выпустил несколько стрел, но промахнулся. Тогда индейцы легли на землю, показывая мне, что они не в силах держаться на ногах.
В ответ на это Эндрью принялся рубить пальму манака[22]: ее мягкая сердцевина у макушки съедобна. Отложив топор, чтобы передохнуть, он объяснил индейцам:
— Если голоден, ешь сердцевину манаки.
Все разом уставились на потрясенного Манаку. Наконец до них дошло, что Эндрью имеет в виду пальму. Раздался громкий смех.
— Ну уж нет, — объявили индейцы. — Для начала мы съедим мистера Гэппи!
Пальма рухнула, мы поели и пошли в лагерь. Настроение значительно улучшилось. На полпути увидели нору, окруженную валиком свежей земли. Вход в нее облепили комары: значит, хозяин дома. Все раздоры были забыты. Мы дружно выстроились у норы с тесаками наготове, а Эока воткнул палку в землю на расстоянии одного метра от входа и стал ворошить ею. Никакого эффекта… Мы пригнулись, чтобы лучше видеть, и вдруг здоровенный зверь выскочил из норы, уперся ногами мне в грудь, повалил навзничь, осыпав землей, и ринулся прочь. Мы кинулись вдогонку. Это был броненосец. В своем выпуклом щите, из-под которого торчали острый нос и хвостик, он казался неуклюжим, но мчался так стремительно, что через мгновение исчез.