Один в дебрях
Я был сильно озабочен: Иона и Эндрью своими бесконечными жалобами и недовольством могли сорвать всю мою работу. Казалось, они задались целью во что бы то ни было помешать экспедиции идти дальше. Не потому, что они не взлюбили меня или не хотели мне подчиниться, — нет! Просто они были убеждены, что лучше меня знают обстановку, считали, что я перегружаю носильщиков, что ваписианы сбегут, а ваи-ваи нападут на нас, что нам не избежать серьезных осложнений. Они готовы были пойти на все, чтобы предотвратить мерещившиеся им беды, а для этого старались или совсем остановить отряд, или, на худой конец, двигаться черепашьим шагом.
Примириться с этим я не мог. Они были обязаны помогать мне и показывать пример тем, кто послабее. По своему опыту я знал, что наши темпы отнюдь не являются непосильными, но окружавшая нас неизвестность и удаленность от обитаемых мест лишили моих помощников мужества и рассудительности. Я охотно отослал бы обоих назад, но они были незаменимы, только Эндрью говорил на языках ваписианов и ваи-ваи так же, как по-английски, а без Ионы значительно осложнились бы мои ботанические исследования. Я к концу каждого дня до того уставал, что у меня никаких сил не было улаживать очередной конфликт.
Больше всех доверял я Безилу, но он был еще далеко, и я предпочел отложить решение вопроса об Ионе и Эндрью до встречи с ним.
Рано утром в тиши леса мы уложили наши тюки; дым от костра медленно полз среди отяжелевшей от влаги листвы. Иона и Эндрью хмурились и старались не смотреть на меня. Мне надоело спорить с ними, я сам наблюдал за укладкой багажа и ушел из лагеря последним.
Мы пересекли Чодикар по упавшему стволу и приступили к долгому подъему. Фоньюве шел впереди меня, он легко нес на плечах свою вариши, приспособленную так, что вес приходился на ремень, обвязанный вокруг лба.
— Ачи? — спросил я, указывая на большое дерево: Фоньюве тоже был одним из моих консультантов по ботанике.
Он обернулся и обнажил в улыбке острые зубы.
— Вана[42].
Это слово можно было записать и как «вада», потому что в языке ваи-ваи, не имеющих письменности, согласные произносятся не очень четко. Даже самые определенные, казалось бы, звуки могут смешиваться, как «л» и «р» у китайцев. Согласные сильно отличаются от наших. Например, «ф» в имени Фоньюве — это совсем не наше «ф», а фрикативное «п», которое получается, если произнести «п» неплотно сжатыми губами. Впрочем, одним из преимуществ работы с Фоньюве было как раз то, что он в отличие от других индейцев произносил слова так отчетливо и ясно, что можно было различить все тонкости.
С полчаса мы медленно шли рядом. Я держал записную книжку, он внимательно смотрел вокруг, показывая на каждое новое дерево. Подобно остальным ваи-ваи, Фоньюве путешествовал с удовольствием. Затем я обогнал его и быстро прошел вперед, наблюдая, как меняется лес. На высоте около шестисот метров подъем прекратился — тропа достигла плоского гребня. Километра через три я обнаружил в узкой лощине у маленького ручья Джорджа, Иону и Тэннера. Они отдыхали; Иона и Тэннер встретили меня приветливо, но Джордж сидел угрюмый. Может быть, его огорчали частые ссоры в отряде? Я недостаточно ясно выражал свои мысли, а он, искренне стремившийся сделать все как можно лучше, терялся и считал, что я им недоволен.
Я поболтал с ними, потом двинулся дальше. Подлесок был редкий, и тропа — еле заметная полоска притоптанных сухих листьев — местами почти исчезала. Я внимательно высматривал следы и срубленные тесаком сучки. Три года тому назад я вообще не сумел бы разглядеть здесь тропу, даже если бы мне ее показали.
Два часа я шел один. Царила полная тишина, лишь ветер тихо шуршал в вышине, да однажды откуда-то слева раздался птичий голосок. Крутой спуск привел меня к быстрому серебристому потоку, на берегу которого сохранились следы лагеря Безила. Здесь я застал Эндрью и других участников экспедиции; они собирались перекусить, и, хотя часы показывали только половину одиннадцатого, у всех был такой вид, словно рабочий день кончился. Они переговаривались вполголоса и встретили меня, мягко говоря, без восторга.
— Вот, мистер Гэппи, место, куда сложил вещи Джордж. Тут недалеко высшая точка гребня — вы ее только что прошли. Дерево видели?
— Нет, Эндрью. Какое дерево?
— Там, у самой тропы, километрах в полутора отсюда, стоит дерево, на котором семнадцать лет назад вырезали свои инициалы члены Пограничной комиссии. Там проходит граница — теперь мы в Бразилии!