— Замечательно! Значит, мы совсем близко от Безила. А где сложили свои ноши ваписианы?
— Они говорят — еще дальше вперед по тропе.
— Это высоко?
— Да, еще выше, чем здесь. Водораздел проходит тут, но самое высокое место — дальше, там они и сложили вещи.
— Спроси их, дойдем мы туда сегодня?
Он повернулся к ваписианам, которые молча ели свою фаринью с сушеным мясом, и быстро заговорил. Они отвечали неторопливо, бросая в мою сторону взгляды, полные недоверия.
— Да, они говорят, что смогут.
Но я видел, что никто из них не горит желанием двигаться дальше.
— Хорошо. Я пойду вперед, привал сделаю через час.
— Ладно, мистер Гэппи. Я ведь здесь остановился только потому, что вы велели нам идти до того места, где Джордж сложил поклажу.
— А как там Уильям и Иона? — осторожно спросил он.
— Пыхтят, как паровозы!
Ваписианы засмеялись. Видно, они немного понимали по-английски. Атмосфера разрядилась, однако отношение ко мне осталось сдержанным.
Я боялся упустить подходящий момент и зашагал вперед, не дожидаясь, пока кто-нибудь заявит, что не может или не хочет идти. Настроение у меня было паршивое, я чувствовал, что назревает нечто вроде «сидячей забастовки». Лучший способ добиться выполнения приказа — держаться так, словно ты и не допускаешь мысли о возможности ослушания. Я шел впереди и тем самым вынуждал остальных следовать за собой. Риск, конечно, был. Что, если они все-таки не двинутся с места или пройдут совсем немного? Тогда мне придется возвращаться, признав свое поражение, или ночевать в лесу одному. Да нет, вряд ли ваписианы захотят доводить дело до открытого конфликта. Я решил, если они не догонят меня к вечеру, во что бы то ни стало завтра дойти до Безила, хотя вообще-то до Мапуэры оставалось два дневных перехода. Там я подожду их и, если они придут, припугну властями.
Скорее всего на этот раз мне удастся с ними договориться, но вторично такой же маневр уже не пройдет.
Ну, а пока больше всего мне надо думать о другой опасности — как бы не заблудиться. Стоит перевалить через холм, и сколько бы я ни кричал, меня никто не услышит.
Я шел, опустив голову, и внимательно следил за тропой, время от времени поглядывая вверх и кругом на деревья, насекомых и птиц. Годы работы в джунглях выработали у меня второе зрение, без которого я очень быстро потерял бы дорогу. Иногда, в трудных местах, я останавливался и внимательно изучал почву. Под некоторыми деревьями лежали огромные коричневые листья, на которых почти не оставалось следов, так как они не мялись под ногой. Тропа то терялась под могучей кроной упавшего дерева, то исчезала на голой скале, то переплеталась с другими тропками, проложенными зверями, водой, даже муравьями. Приходилось возвращаться, проверять, как шла тропа до сих пор, и обламывать сучки, чтобы не заблудиться. Случалось по нескольку раз приводить к одному и тому же обломанному сучку и терпеливо начинать поиски снова. Особенно много ложных тропок было возле рек. В гуще леса, где темно и тихо, как в склепе, и рост идет чрезвычайно медленно, даже самые незначительные следы сохраняются очень долго; можно увидеть след животного или человека, прошедшего тут двадцать лет назад. В какой-то момент на меня напало сомнение — уж не свернул ли я на другую тропу, которая приведет меня не к Безилу, а в давно заброшенную деревню или на далекие охотничьи угодья? Сбиться было очень просто, потому что наш путь местами совпадал со старыми тропами, и на каждом развилке мне казалось, что я свернул не туда.
Что, если я заблужусь? Мой компас подсказывал мне, что общее направление нашей тропы — юго-юго-восток. Можно будет продолжать движение в ту сторону в надежде снова выйти на тропу; но кто поручится, что я не пересеку ее десятки раз, не заметив? А если я не набреду по счастливой случайности на лагерь Безила, то скорее всего исчезну бесследно. Индейцы, всю свою жизнь проводящие в джунглях, и те пропадают — и не в таких диких местах. Куда бы я ни поворачивал — на юг, север, восток или запад, — толку будет мало. По густым зарослям на равнине я вряд ли смогу пройти без тесака больше пяти-шести километров в день.
Во все стороны простирался дремучий лес — здесь было много скал, болот, рек, но не было ни людей, ни пищи.
Обуреваемый тревогой, я брел в лесном сумраке, видя не больше чем на пять-шесть метров перед собой в этом густом море листьев. Могучие колонны стволов терялись в вышине, вздымаясь над пятнадцати- и двадцатипятиметровыми деревьями, а выше всех раскинули свои кроны исполины ишекеле́ с черной шершавой корой.
Много примечательных и необычных экземпляров попадалось на моем пути. Один я разглядывал особенно внимательно, на случай, если он встретится мне снова. Это дерево осыпало тропу желтыми венчиками, из которых торчали длинные малиновые кисточки тычинок. Однако полные образцы цветков я не смог достать, так как они укрылись в пологе листвы и их не было видно.