Этот перечень только усилил путаницу. У меня были теперь списки племен, составленные по данным Шомбургка, Фэрэби, Эндрью, миссионера, Уильяма, Чарли и Манаты, но все они почти не совпадали между собой. Как будто относительно тарумов, вай-вай, парукуту, мавайянов и фишкалиенов все сведения сходились. Что до остальных — повисианов, шиллиау, калавианов, катавианов, аика, арека, карафайянов, камарайянов, шавайянов, паоранов, ваивэ, чикенов, сикианов, диау и других, — то эти названия вряд ли подразумевали другие племена; скорее всего, речь шла о различных наименованиях одних и тех же племен или о разных деревнях одного племени.
— А тонайены, «земноводные» индейцы?
— Они живут за мавайянами, но больше о них никто ничего не знает.
Чертеж Чарли во многом сходился с некоторыми из моих карт — настолько, что я невольно подумал: «уж не основаны ли они все на аналогичных чертежах…» Как я убедился, мои карты являли собой смесь достоверного и сомнительного, и соответствовали истине не более, чем карты шестнадцатого века, представляли такой же интерес и примерно такую же практическую ценность.
— Спроси Манату, слышал ли он о Большой деревне, Кашиме?
Чарли просиял и объяснил на ломаном английском языке, что мечтает увидеть эту деревню и что ему очень жаль уходить от нас, так как он верит, что мы сможем ее найти.
— Где же она?
— Маната говорит — где-то рядом с мавайянами. Но Чарли сомневается, потому что он, когда ходил к мавайянам, видел только семь-восемь стариков и десять женщин. Правда, это было давно. Чарли много слышал о Большой деревне, но только один раз встретил человека, который сам в ней побывал.
Итак, похоже, что Большая деревня — миф… Чем искать ее, гораздо важнее обнаружить дорогу на восток, в страну мавайянов. Насколько я знал, кроме Фэрэби и его товарища, Оджилви, ни один европеец не бывал там; когда Шомбургк встретил индейцев — «лягушек», те жили севернее, поблизости от реки Альто-Тромбетас.
Пытливых душ, таких как Чарли, немного среди индейцев. Как правило, они редко путешествуют и почти ничего не знают об окружающем их мире. Впрочем, может быть, у меня сложилось неверное впечатление из-за путаницы, которая неизбежно возникает, когда пытаешься выяснить что-нибудь через нескольких переводчиков, не очень-то хорошо владеющих языком. Так или иначе, неопределенность сведений угнетала меня — я уже знал по опыту похода на Нью-Ривер: если мы не найдем мавайянскую тропу, то вряд ли продвинемся далеко.
Я попросил разрешения осмотреть дом внутри; хозяева любезно пригласили меня войти. Жена Манаванаро, натиравшая ямс в миске, поднялась и угомонила собак. Их было шестнадцать, они показались мне еще злее, чем виденные до сих пор. Один из псов до того разъярился, что хозяйке пришлось обвязать ему морду, иначе он перегрыз бы палку, прикреплявшую ошейник к стене. Другая собака, должно быть, любимица, сидела, прижав уши и оскалив клыки, в собственном небольшом гамаке. У двух псов шерсть была чисто коричневой окраски, у остальных — черно-белая. Все они были гладкие, холеные, не то что у тех племен, где собак держат впроголодь, так как считают, что голодная собака — лучший охотник.
Ваи-ваи еще больше, чем англичане, заслуживают славы истых собачников. Нигде на свете не ухаживают так за собаками, и нигде их так не балуют. Новорожденных щенков купают в целебном настое из корней. Взрослые псы проводят большую часть своей жизни, возлежа на нарах, или даже в гамаках, подальше от земли и блох. Быть может, именно этим вынужденным безделием и объясняется энергия собак на охоте. Им достаются лучшие куски дичи, чтобы они не страдали от жары, их купают два-три раза в день. Во всех деревнях вай-вай я видел, как индейцы по утрам и после полудня ведут своих собак к реке, причем женщины несут на руках и ребятишек и щенят, а иногда тащат и взрослую четвероногую любимицу, нередко украшенную живописными бусами из бисера и перьев.
Между ошейником и поводком всегда привязывают толстую палку, чтобы собаки не сорвались и не загрызли кого-нибудь. Они чрезвычайно опасны для чужих — ведь эти псы специально обучены предупреждать о появлении людей, диких зверей и даже «злых духов». Зато собаки очень преданы хозяину, который редко бьет их, хотя часто бранит и угрожает палкой. И они очень воспитаны — тихонько скулят и просятся, когда им становится невтерпеж ждать очередной прогулки.
Выйдя через другую дверь, я увидел Уильяма. Совсем больной лежал он в своем гамаке под сенью пальмовых листьев. У него был сильный жар — 38,9°. Уильям уже прошел полный курс лечения палюдрином, и однако симптомы малярии возобновились. Сильно встревоженный, я решил испытать атебрин, надеясь, что это поможет.