Несколько часов спустя пришел с носильщиками Эндрью. Сразу же воцарилась напряженная атмосфера. Иона словно угадал мои мысли.
— Знаете, начальник, пожалуй лучше будет, если Эндрью вернется домой. Видно, не по душе ему такая работа.
— Верно, он и сам твердит об этом. Но он опытный и сведущий человек. И ваи-ваи его знают.
— Может, оно и так, мистер Гэппи, да только ведь Эндрью жалуется без конца. Это всех нас сбивает столку. Он мог бы пойти с теми пятью, которые возвращаются в саванны.
На следующий день, едва взошло солнце, меня разбудили Фоньюве и Кирифакка. Они были выкрашены с ног до головы в ярко-оранжевый и красный цвета и расписаны черными полосами. Зеленый сумрак леса отступил перед таким великолепием. Друзья схватили меня за руки, отвели к реке, на травянистый откос, и стали в позу; весельчак Фоньюве грыз толстый стебель сахарного тростника, изображая бабуина.
Они хотели сфотографироваться. Поскольку ни тот, ни другой в жизни не видели ни одной фотографии, это означало всего лишь, что им захотелось на несколько минут стать предметом усиленного внимания, которое я, — если только при мне была маленькая коробочка в кожаном футляре, — уделял каждому, кто появлялся в особенно красочном уборе.
Я показал на небо, давая понять, что еще рано; тогда они стали гладить и разбирать мою бороду, словно выискивая насекомых. Взяв потихоньку с куста кузнечика, Фоньюве пронзительно взвизгнул и вытаращил глаза с деланным испугом, показывая жестами, что поймал его у меня на шее.
Кирифакка и Фоньюве
После этого они повели меня смотреть старое каноэ, лодку из коры; ее подняли со дна реки, а многочисленные дыры законопатили лубом. Лодка, на мой взгляд, как нельзя лучше подходила для прогулки по левой излучине реки до Фаиафюн, коническая вершина которой вырисовывалась дымчато-серым силуэтом на фоне пламенно-красного неба.
Когда я впервые увидел Фаиафюн, мне захотелось подняться на нее. Гора круто возвышалась над равниной, и я не сомневался, что с вершины открывается чудесный вид. В ясный день — кто знает! — с нее, быть может, видно Амазонку! Нет, разыгравшаяся фантазия завела меня, конечно, чересчур далеко: до Амазонки не менее четырехсот километров…
Пока одни рабочие расчищали дорожку и укладывали жерди и бревна, чтобы по ним спустить лодку к реке, а другие мастерили весла и сиденья или ловили рыбу, Джордж. Иона, Сэм, оба щеголя и я отважились пуститься в плавание на утлом протекающем суденышке. Мы скользили под трепещущими листьями бамбука, мимо песчаных и илистых заливчиков с зарослью ароидной травы[45], направляясь к горе, которая казалась издали отвесной каменистой стеной.
Но вот путь преградило длинное бревно метровой толщины; Сэм объяснил, что это мост, которым уже много лет пользуются ваи-ваи, когда отправляются охотиться на гору. Мы пристали к берегу, я поручил Джорджу разрубить преграду, чтобы могла пройти большая лодка. Сэм взялся расчищать тропу к подножию горы, а Иона и я пошли медленно следом. Возле самой реки мы обнаружили пассифлору необычного типа — вьющееся растение (страстоцвет фуксиецветный) с одним только цветком и множеством шестигранных эллиптических нежно-розовых плодов[46]. Подальше среди камней росла изящная бегония.
Миновав короткий участок болотистого леса, мы стали подниматься по извилистой дорожке — охотничьей тропе ваи-ваи. Крутизна достигала местами 45°. Склон был покрыт твердой глиной, из которой торчали голые камни. Между деревьями открывались чудесные виды на равнину внизу. Наконец мы вышли на поляну, откуда можно было рассмотреть ландшафт на севере. К моему удивлению, нашим взорам предстал знакомый пик. Ну, конечно, это его я видел месяц тому назад с Нью-Ривер! Но в таком случае выходит, что этот пик и есть Пирикиту Шомбургка. Лесистый скальный конус с отдельными прогалинами возвышался не менее чем на девятьсот метров; ни справа, ни слева, насколько я мог видеть, не было подобных гор.
Ближе простирались в обе стороны волнистые холмы (очевидно, Моррос и Таруэне). Часть Акараи, пройденная нами, находилась к западу и была скрыта деревьями; я решил в следующий раз расчистить лес так, чтобы можно было смотреть во все стороны.
На обратном пути Фоньюве и Кирифакка срубили шесты и, отталкиваясь ими ото дна, повели лодку против течения со скоростью около шести узлов. Возможно, англичанам не понравился бы их «стиль», — они перехватывали руками вверх по шесту, — но я, хоть и гордился когда-то своими достижениями в этом виде спорта, сразу понял, что не выдержал бы соревнования с индейцами. Миновав порожистый участок, они вложили часть своей бьющей через край энергии в неистовую греблю. Вода бурлила и вихрилась под ударами весел, лодка летела скачками с волны на волну. Мне бы еще шестерку таких гребцов — и я вызвал бы на соревнование лучшую команду Англии; к концу «дистанции» оба оставались такими же свежими и бодрыми, как вначале.